— Конечно... Но ведь у него самого ничего нет... все, что он зарабатывает, он отдает матери за еду и кров.
— А вот у Николя, у того всегда кое-что есть... Понятное дело, коли мы слушались бы его, да и мать тоже, они бы так не портили нам жизнь... дарили б нам разные наряды, как сегодня... они бы нас не боялись... и мы были бы всегда с деньгами, как Хромуля.
— Но, господи боже, ведь для этого пришлось бы воровать, а знаешь, как это огорчило бы нашего брата Марсиаля!
— Ну и что? Тем хуже!
— Как ты можешь такое говорить, Франсуа!.. А потом, коли нас поймают, нас ведь посадят в тюрьму.
— А по мне, что в тюрьме сидеть, что в мастерской весь день торчать — все одно... А кстати, колченогий верзила говорил, что там весело... в тюрьме.
— Ну, а то, сколько мы горя принесем Марсиалю... ты об этом, видно, и не думаешь? Ведь он сюда ради нас вернулся и остается в доме; будь он один, он бы долго не раздумывал и вернулся бы в свои любимые леса, опять стал бы браконьером.
— Вот пусть и забирает нас с собой в эти леса, — заявил Франсуа, — так будет всего лучше. Я там буду вместе с ним, я ведь люблю его и не стану работать в мастерских, меня при одной мысли о них тоска берет.
Разговор между Франсуа и Амандиной внезапно прервался.
Снаружи дверь в их комнату заперли, дважды повернув ключ в замке.
— Нас заперли! — закричал Франсуа.
— Ах ты, господи... А почему это, братец? Что они собираются с нами сделать?
— Может, это Марсиаль сделал?
— Послушай... послушай... как лает его собака!.. — воскликнула Амандина, навострив слух.
Прошло несколько мгновений, и Франсуа сказал:
— По-моему, они колотят молотком по его двери... может, они хотят ее выломать?
— Да, да, а собака Марсиаля все лает и лает...
— Послушай, Франсуа! А теперь вроде как куда-то гвозди заколачивают... Боже мой! Боже мой! Мне страшно. Что же они там делают с братцем? Теперь его собака уже не лает, а громко воет.
— Амандина... а теперь ничего не слыхать... — заметил Франсуа, подходя к двери.
Дети, затаив дыхание, с тревогой прислушивались.
— А сейчас они затопали от комнаты Марсиаля, — тихо сказал Франсуа, — я слышу шаги в коридоре.
— Давай-ка ляжем в постель; мать нас убьет, коли увидит, что мы еще на ногах, — со страхом сказала Амандина. — Нет... — продолжал Франсуа, все еще напряженно прислушиваясь. — Вот они опять прошли мимо нашей двери... а теперь быстро сбегают по лестнице.....
— Господи! Господи! Да что ж это все означает?..
— Ага, а теперь они отворяют дверь в кухне...
— Ты так думаешь?
— Да, да... я слышал, как она скрипнула...
— А собака Марсиаля все воет и воет... — сказала Амандина, прислушиваясь...
И вдруг она закричала:
— Франсуа, наш братец Марсиаль нас зовет...
— Марсиаль?
— Да... Разве ты не слышишь?.. Разве не слышишь?..
И в самом деле, несмотря на обе плотно прикрытые двери, ушей Франсуа и Амандины достиг звучный голос Марсиаля: из своей комнаты он звал обоих детей.
— Господи, а мы-то не можем к нему пойти... нас ведь заперли, — сказала Амандина, — ему хотят причинить зло, раз уж он нас зовет...
— Ох, уж что до этого: если б я мог им как-нибудь помешать, — решительно выкрикнул Франсуа, — я бы непременно им помешал, пусть бы даже они меня резали на куски!..
— Но ведь Марсиаль не знает, что нас заперли на ключ; как бы он не подумал, что мы не хотим прийти к нему на помощь; крикни ему, Франсуа, что нас заперли в комнате!
Мальчик хотел было последовать совету сестры, как вдруг сильный удар потряс снаружи ставень небольшого окна комнатушки, где были заперты дети.
— Они сейчас влезут в окно и убьют нас! — испуганно закричала Амандина; в страхе она бросилась на свою постель и закрыла лицо обеими руками.
Франсуа, хотя он испугался, как и сестра, неподвижно застыл на месте. Однако после упомянутого нами сильного удара ставень не открылся; гробовая тишина царила теперь в доме.
Марсиаль больше не звал детей.
Немного успокоившись и движимый сильным любопытством, Франсуа решился осторожно приотворить окошко, и теперь он старался разглядеть сквозь щели в ставне, что же происходит снаружи.
— Будь осторожен, братец, — прошептала Амандина, услышав, что Франсуа отворил окно, она приподнялась на своем ложе. -> Ты что-нибудь там видишь? — спросила она.
— Нет... ночь такая темная.
— И не слышишь ничего?
— Нет, ветер так громко свистит.
— Тогда прикрой... прикрой же окно!
— Ага! А вот теперь я что-то разглядел.
— Что ж именно?
— Я вижу свет фонаря... он светит то тут, то там.
— А у кого он в руках?
— Я различаю только свет... Вот он приближается... теперь слышны голоса.
— Кто бы это мог быть?
— Слушай... слушай... это Тыква.
— А что она говорит?
— Говорит, чтобы крепче держали лестницу.
— Ах, теперь я понимаю! Когда они тащили большую лестницу, она упиралась в наш ставень, от этого и был такой шум.
— А теперь я больше ничего не слышу.
— А что они с этой лестницей делают?
— Больше ничего не могу разглядеть...
— А что-нибудь слышишь?
— Нет...
— Боже мой, Франсуа! Может, они для того потащили лестницу... чтобы залезть через окно в комнату нашего брата Марсиаля?!
— Вполне возможно.
— А что, если ты чуть-чуть отодвинешь ставень и посмотришь...
— Не решаюсь.
— Ну совсем капельку...
— Нет уж, нет. Коли мать заметит!..
— Такая темень стоит, что никакой опасности нет. Франсуа нехотя выполнил просьбу сестренки, приоткрыл
слегка ставень и стал смотреть.
— Ну, что там, братец? — спросила Амандина: преодолев свои страхи, она встала с постели и на цыпочках подошла к брату.
— При свете фонаря, — сказал мальчик, — я вижу Тыкву, она стоит внизу и держит лестницу... они прислонили эту лестницу к окну Марсиаля.
— А дальше?
— Николя взбирается по лестнице со своим топориком в руке, топорик блестит на свету...
— Ах, вы еще не спите и шпионите за нами! — внезапно послышался громкий голос вдовы: она снаружи грозно прикрикнула на Франсуа и Амандину.
