— Нет! В чем?.
— Он мне сказал: «Какой счастливый вы, Гобер, что смеете разговаривать со знаменитым (знаменитым — так и сказал) Скелетом на равных. Я очень хочу поговорить с ним, но мне он кажется таким почтенным, что, встреть я самого префекта полиции при всех его регалиях, я не почувствовал бы себя таким ничтожеством».
— Он тебе так и сказал? — возразил Скелет, делая вид, что верит этим словам и что он растроган тем, какое впечатление производит он на Жермена.
— Да, так и сказал! Это так же верно, как то, что ты — величайший бандит на свете!
— Тогда дело другое, — ответил Скелет. — Я с ним помирюсь. Крючок хотел затеять драку. Теперь он не станет к нему приставать.
— Это справедливо, — воскликнул Гобер, убежденный в том, что отвел нависшую над Жерменом опасность. — Он славный малый, не станет ссориться с вами. Он ведь вроде меня — смел, как заяц.
— А все ж досадно, — заговорил Скелет, — мы хотели схлестнуться после обеда. Скучно будет коротать время.
— А верно, что мы будем делать после обеда? — сказал Николя.
— Если так, пусть Фортюне займет нас, расскажет какую-нибудь историю, и я не стану приставать к Жермену, — заявил Крючок.
— Ладно, согласен! — ответил Гобер. — Только с одним условием, иначе не буду рассказывать.
— Какое еще условие?
— Почтенная компания, среди которой много богачей, соберет в мою пользу двадцать су, — заговорил Гобер своим всегдашним тоном зазывалы. — Да, да, господа! Двадцать су! За то, чтобы услышать знаменитого Острослова, выступавшего среди самых знатных грабителей, самых известных бандитов Франции и Наварры, которого постоянно ждут в Бресте и Тулоне, куда он должен отправиться по приказу правительства. Двадцать су! Это — даром, господа!
— Ладно, потом отдадим тебе двадцать су.
— Потом? Нет, деньги вперед, — воскликнул Гобер.
— Послушай! Неужели ты думаешь, что мы тебя обманем, не заплатив двадцать су? — с возмущением спросил Скелет.
— Совсем нет! Я всецело доверяю нашей братии. Это для того, чтобы поберечь ваши денежки, я требую двадцать су вперед.
— Честное слово?
— Да, господа, моей повестью вы будете так довольны, что не двадцать су, а двадцать франков, сто франков заплатите мне! Я спорить не буду и соглашусь их принять. Видите, сэкономите, если заранее дадите двадцать су!
— Ну и хвастун же!
— Я работаю только языком, нужно, чтоб он мне помогал. К тому же моя сестра и ее дети терпят нужду, а двадцать су для них кое-что значат.
— Почему твоя сестра не займется нашим делом и ребята тоже, если они уже большие? — возразил Николя.
— Не говорите мне об этом, она меня огорчает, позорит... ведь я слишком великодушен.
— Скажи лучше — слишком глупый, если помогаешь ей.
— Правда, я помогаю ей быть честной, а в ваших глазах это порок. Впрочем, она ни на что больше не способна, жаль ее, что и говорить! Ну ладно, решено — я вам расскажу свою знаменитую историю «Сухарик и Душегуб», мне заплатят двадцать су, и Крючок не будет затевать драку с этим идиотом Жерменом, — заявил Гобер.
— Тебе соберут двадцать су, и Крючок не будет задевать этого идиота Жермена, — согласился Скелет.
— Итак, внимание, вы услышите нечто необыкновенное. Смотрите, идет дождь, и публика прибывает, дождь гонит ее сюда, зазывать никого не нужно.
И действительно, пошел дождь, арестанты сопровождаемые надзирателем, уходили с прогулочного двора, чтобы укрыться в теплом зале.
Мы уже говорили, что это был просторный зал, вымощенный плитами, с тремя окнами, выходившими на двор. Посреди зала стояла печь, подле которой уселись Скелет, Крючок, Николя и Гобер. По знаку старосты к ним присоединился и Верзила.
Жермен вошел одним из последних, увлеченный сладостной мечтой. Он направился к последнему окну зала и уселся на подоконник, занял свое обычное место. Никто на это место не претендовал, так как оно находилось вдалеке от печи, вокруг которой собрались арестанты.
Мы уже говорили о том, что лишь человек пятнадцать считали Жермена провокатором и знали, что его сегодня должны убить.
Но вскоре все преступники услышали эту новость, и все они одобряли готовящуюся расправу. Негодяи в своей слепой жестокости считали это убийство законным возмездием и надежной гарантией против предателей.
Только Жермен, Гобер и надзиратель не знали, что должно произойти.
Всеобщее внимание привлекли к себе палач, его жертва и рассказчик; последний невольно лишил Жермена единственной защиты, которой он мог ожидать, так как почти наверняка надзиратель, видя, что все слушают рассказ Гобера, воспользуется этим временем, чтобы пойти пообедать.
И действительно, когда все заключенные собрались, Скелет обратился к надзирателю:
— Послушайте, старина, Острослов задумал отличное дело, он расскажет нам историю о Сухарике и Душегубе. Погода такая скверная, что во дворе нельзя оставить даже охранника, да он и не нужен, мы здесь спокойно будем слушать, а потом разойдемся по камерам.
— Хорошо, согласен. Когда он балагурит, вы ведете себя тихо... По крайней мере, мне незачем стоять у вас над душой.
— Ладно, — произнес Скелет, — но Острослов дорого запросил за рассказ... хочет двадцать су.
— Да двадцать су — это просто даром, — воскликнул Острослов. — Да, господа, совсем даром. Неужели, чтобы сберечь грош, вы лишите себя удовольствия послушать о приключениях бедного Сухарика, грозного Душегуба и негодяя Гаргуса... От рассказа сердце разрывается, волосы становятся дыбом. Итак, господа, неужели у вас не найдется четырех грошей иль попросту пяти сантимов, чтобы у вас разорвалось сердце и волосы стали бы дыбом?
— Кладу два су. Эй вы, неужели наша банда не пожелает развлечься? — спросил Скелет, многозначительно посмотрев на своих сообщников.
К великой радости Гобера, который собирал деньги для своей сестры, со всех сторон посыпались монеты.
— Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать! — объявил он. — Ну, господа капиталисты и банкиры, поднатужьтесь, не можете же вы остановиться на несчастном числе тринадцать? Нужно еще всего семь су, ничтожная сумма — семь су! Как же, господа, все будут говорить, что шайка Львиного Рва не смогла собрать еще семь су, да, несчастных семь су! Ах, господа, люди подумают, что вы попали сюда случайно или что вы жмоты.
Резкий голос рассказчика и его шутки вывели Жермена из задумчивости и, вспомнив совет Хохотушки — быть более общительным, а также желая подать милостыню бедняку, который хотел оказать ему помощь, он встал и бросил к ногам рассказчика монету в десять су.
— Десять су, господа! Я говорил о капиталистах... почет и уважение господину: он ведет себя как банкир, как посол, для того чтобы вы были довольны. Да, господа, большую часть моего рассказа о Сухарике и Душегубе заслужил он, вы у него в долгу, и вы отблагодарите его! А три су сверх установленной платы станут моим вознаграждением за то, что я буду подражать героям, а не просто говорить, как говорю с вами. Этим вы обязаны богатому господину, которого вы должны обожать.
