— О бог мой, очень просто! — ответил доктор на ухо графу. — Я обладаю знаниями потому, что изучаю, произвожу опыты, часто рискую, подвергая лечению больных... Говорю серьезно. Итак, дадите ли вы мне лечить больную лихорадкой, ворчун вы эдакий?
— Да, но можно ли ее трогать с места?
— Конечно.
— Тогда... ради бога... удалитесь.
— Пойдемте, господа, — произнес жрец науки, — наша клиника лишится драгоценного объекта... но я вас буду держать в курсе дела. И доктор Гриффон в сопровождении слушателей продолжал обход, оставив Сен-Реми и г-жу д'Арвиль подле мадемуазель де Фермон.
Глава IX.
ЛИЛИЯ-МАРИЯ
Пока разыгрывалась сцена, о которой мы только что рассказали, лишившаяся чувств Клэр осталась на попечении взволнованной Клеманс и двух сестер; одна из них поддерживала голову девушки, а г-жа д'Арвиль вытирала платком холодный пот с ее лба. Глубоко взволнованный граф де Сен-Реми наблюдал эту трогательную картину, как вдруг у него возникла мрачная мысль; он подошел к Клеманс и тихо спросил:
— Маркиза, а где мать этой несчастной?
Маркиза повернулась к графу де Сен-Реми и с глубокой печалью ответила:
— У девочки... нет больше матери... Только вчера вечером, возвратившись в город, я узнала адрес госпожи де Фермон... и услышала о ее безнадежном состоянии. В час ночи я была уже у нее со своим врачом... Ах, сударь! Какая картина!.. Какая ужасная нищета!.. И никакой надежды спасти эту умирающую мать!
— О, какой тяжкой, вероятно, была ее агония, если она думала о своей дочери.
— Ее последние слова были: «Моя дочь!»
— Какая смерть... Боже мой... Такая преданная, такая нежная мать. Ужасно!
Одна из сестер милосердия прервала беседу де Сен-Реми и д'Арвиль:
— Мадемуазель очень слаба... Она в полузабытьи, быть может, скоро придет в себя... Потрясение надломило ее. Если вы, маркиза, решитесь остаться здесь... пока больная окончательно не придет в себя, я могу предложить вам свой стул.
— Благодарю, благодарю, — сказала Клеманс, усаживаясь подле кровати. — Я не оставлю мадемуазель де Фермон. Я хочу, чтобы она, по крайней мере, увидела дружеское лицо, когда откроет глаза... Затем я увезу ее с собой, поскольку врач, к счастью, находит, что ее можно перевезти, не опасаясь за ее здоровье.
— Ах, маркиза, будьте благословенны за доброе дело, — сказал де Сен-Реми. — Но простите меня, что я еще не представился вам; столько горя... столько волнений. Я граф де Сен-Реми, муж госпожи де Фермон был моим лучшим другом. Я жил в Анжере... уехал из этого города, беспокоясь, что не имел никаких известий об этих благородных и достойных дамах. До тех пор они проживали в нашем городе, но распространилась молва, что они совершенно разорились. Положение их было тем более плачевным, что они всегда жили в достатке.
— Сударь... вы не знаете всего. Госпожа де Фермон была ограблена самым бессовестным образом.
— Быть может, своим нотариусом? Одно время я подозревал его.
— Человек этот — чудовище. Он совершил, увы, не одно преступление. Но, к счастью, — произнесла Клеманс, думая о Родольфе, — гений, посланный провидением, утвердил справедливость. Я смогла закрыть глаза госпоже де Фермон, успокоив ее насчет будущего ее дочери. Поэтому последние мгновения она не так терзалась.
— Она поняла, что у дочери будет поддержка в вашем лице, и бедная женщина, должно быть, умерла, не тревожась.
— Я не только всегда буду живо интересоваться мадемуазель де Фермон... но ее состояние будет ей возвращено.
— Ее состояние!.. Каким образом?.. Нотариус?..
— Его заставили возвратить сумму... присвоенную им посредством ужасного преступления.
— Преступления?..
— Этот человек убил брата госпожи де Фермон и распустил слух, что несчастный покончил жизнь самоубийством, промотав состояние сестры...
— Это ужасно!.. Даже трудно поверить... Однако я всегда подозревал нотариуса, и у меня были смутные сомнения насчет самоубийства... Ведь Ренвиль был воплощением чести и верности. А где же деньги, которые нотариус возвратил?
— Они вручены почтенному кюре церкви Благовещения и будут переданы мадемуазель де Фермон.
— Маркиза, человеческому правосудию недостаточно возврата денег!.. Нотариуса ждет эшафот... потому что он совершил не одно убийство, а два... Смерть госпожи де Фермон, страдания, которые переносит ее дочь на больничной койке, — все это на совести негодяя, злоупотребившего доверием честных людей.
— Он совершил еще другое убийство, столь же ужасное, коварно подготовленное.
— Что вы говорите?
— Отделавшись от брата госпожи де Фермон и выдав это за самоубийство, чтобы безнаказанно действовать, он несколько дней назад расправился с одной несчастной девушкой, в смерти которой заинтересован, заставил утопить ее... уверенный, что ее гибель припишут несчастному случаю.
Де Сен-Реми вздрогнул; он с удивлением смотрел на маркизу, думая о Лилии-Марии, затем воскликнул:
— Боже мой, какое странное совпадение!..
— О чем вы говорите?
— Об этой девушке!.. Где он хотел ее утопить?
— В Сене… близ Аньера, как мне говорили...
— Это она, она! — воскликнул де Сен-Реми.
— О ком вы говорите?
— О девушке, которую хотело погубить это чудовище...
— Лилия-Мария!!!
— Вы с ней знакомы?
— Бедное дитя... Я нежно ее любила... Ах, если бы вы знали, как она была хороша, как трогательна... Но какое отношение вы к ней имели?
— Доктор Гриффон и я, мы оказали ей первую помощь...
— Первую помощь? Ей?.. А где это происходило?
— На острове Черпальщика... когда ее спасли...
— Спасена? Лилия-Мария... спасена?
— Одна храбрая женщина, рискуя жизнью, вытащила ее из Сены... Но что с вами?
— Ах, граф, я все еще не смею верить такому счастью... боюсь, что это ошибка... Умоляю вас, расскажите мне о ней... Как она выглядит?
— Восхитительной красоты... лицо ангела...
— Большие голубые глаза... белокурые волосы?
— Да...
— А когда ее хотели утопить?.. Она была с какой-то пожилой женщиной?..
— Она так ослабла, что только вчера смогла говорить, и рассказала нам, как все произошло... Действительно, ее сопровождала пожилая особа.
— Слава богу! — воскликнула Клеманс, пылко всплеснув руками. — Я могу сообщить ему, что та, которой он покровительствует, жива
[155]
. Какая радость для него, он в последнем своем письме сообщал мне об этой бедной девушке с таким глубоким огорчением!.. Простите меня, граф! Но если бы вы знали, какое счастье мне приносят ваши слова... Счастлива буду не только я, но еще один человек... который больше меня сострадал и покровительствовал Лилии-Марии! Но окажите милость, скажите, где она сейчас?
