Несчастный жестоко страдал, возвращаясь к скорбной мысли и не находя никакого утешения; ведь суть страдания состоит в том, что оно постоянно оживает, и мы беспрерывно обвиняем себя.
Вдруг дверь кабинета отворилась, появился Мэрф. Он был бледен, смущен. Принц спросил:
— Мэрф, что с тобой?
— Ничего...
— Ты очень бледен.
— Я просто поражен.
— Чем?
— Госпожа д'Арвиль...
— Госпожа д'Арвиль... Боже, несчастье!..
— Нет, нет, не волнуйтесь, она в приемной...
— Она здесь... в моем доме, это невозможно!
— Вот почему, монсеньор, я удивлен.
— Так поступить с ее стороны... Но что произошло, скажи ради бога?
— Не знаю... Я сам не могу понять...
— Ты что-то от меня скрываешь?
— Честное слово, монсеньор... честное слово... знаю только то, что мне сказала маркиза.
— Но что она сказала?
— «Сэр Вальтер, — и голос ее был взволнованный, но взгляд сиял радостью, — мое присутствие здесь, должно быть, вас немало удивит. Но бывают такие неотложные обстоятельства, что не думаешь о приличиях света. Соизвольте просить его высочество, чтобы он принял меня на несколько минут в вашем присутствии, потому что мне известно, что вы его лучший друг. Я могла бы просить его оказать мне милость и посетить меня, но тогда прошло бы не меньше часа, а принц, несомненно, будет мне благодарен за то, что я ни на минуту не отложила это свидание...» — добавила она с таким выражением, что я испугался.
— И все же, — произнес Родольф надрывным голосом, — я не понимаю твоего смущения... твоего волнения, здесь что-то другое... свидание...
— Клянусь честью, мне больше ничего не известно. Только эти слова потрясли меня. Почему? Не знаю... Но вы сами очень взволнованы, монсеньор.
— Я? — сказал Родольф, опираясь на свое кресло, чувствуя, что ноги его подкашиваются.
— Говорю вам, монсеньор, что вы так же потрясены, как и я. Что с вами?
— Если я даже и умру от этого удара... проси сюда госпожу д'Арвиль, — воскликнул принц.
В силу удивительного родства душ внезапный визит госпожи д'Арвиль пробудил у Мэрфа и Родольфа одну и ту же смутную и безумную надежду; но надежда эта казалась им столь зыбкой, что ни тот, ни другой не хотели себе в этом признаться. Госпожа д'Арвиль в сопровождении Мэрфа вошла в кабинет принца.
Глава XI.
ОТЕЦ И ДОЧЬ
Маркиза д'Арвиль, как мы уже упоминали, не подозревала, что Лилия-Мария была дочерью принца: радуясь тому, что приведет Певунью к ее покровителю, она оставила Марию в своей карете, не зная, пожелает ли Родольф встретить девушку и принять ее у себя. Но, увидев глубоко взволнованного Родольфа, мрачное выражение его лица, заметив влажные от слез глаза, Клеманс подумала, что его постигло несчастье, более жестокое, нежели смерть Певуньи; вот почему, забыв о причине своего визита, она воскликнула:
— Боже праведный! Монсеньор, что с вами?
— Разве вы не знаете?.. Ах, потеряна последняя надежда... Ваша настойчивость... разговор со мной, которого вы так решительно требовали... я надеялся...
— О, не будем говорить о том, зачем я сюда пришла, прошу вас... монсеньор, во имя моего отца, которому вы спасли жизнь...я имею полное право спросить, что повергло вас в такое отчаянье... ваше уныние, бледность приводят меня в ужас, будьте великодушны, расскажите, монсеньор, сжальтесь, я глубоко встревожена...
— Зачем? Моя рана неисцелима...
— Такие слова приводят меня в ужас... монсеньор, объясните же... Сэр Вальтер... Боже, в чем дело?
— Ну хорошо... — сказал Родольф тихо, — после того как я известил вас о смерти Лилии-Марии... я узнал, что она — моя дочь...
— Лилия-Мария?.. Ваша дочь?.. — воскликнула Клеманс с неописуемым волнением.
— Да, когда вы сообщили, что желаете меня видеть... чтобы передать мне радостную весть, простите мою слабость... но отец, потерявший свою дочь, потрясенный горем... способен на самые безумные надежды. И я вдруг подумал... но нет, нет, теперь я вижу... я ошибся. Простите меня... я всего лишь ничтожный, потерявший разум человек.
Родольф, лишенный надежды, сменившейся полным разочарованием, снова упал в кресло, закрыв лицо руками.
Госпожа д'Арвиль стояла пораженная, едва переводя дыхание; она испытывала то радость, то страх от того, какое потрясающее впечатление может произвести на принца предстоящее сообщение; и, наконец, пылкую благодарность провидению, избравшему ее... да ее... объявить Родольфу, что его дочь жива и что она привезла ее к нему...
Клеманс, терзаемая такими сильными чувствами, не могла произнести ни слова...
Мэрф, разделявший какое-то время надежду принца, был удручен так же, как и Родольф.
Вдруг маркиза, забыв о присутствии Мэрфа и Родольфа, опустилась на колени и, сложив руки, убежденно воскликнула:
— Благодарю тебя, господи... Да будет благословенно имя твое... Да будет воля твоя, благодарю, что ты избрал меня... сообщить Родольфу: его дочь спасена!
Хотя эти слова были произнесены тихим голосом, но с искренностью и глубокой верой, они дошли до слуха Мэрфа и принца.
Родольф стремительно поднял голову в тот момент, когда Клеманс поднялась с колен.
Невозможно передать выражение лица принца, созерцавшего маркизу, восхитительные черты которой, отмеченные небесным озарением, сияли поразительной красотой.
Опершись одной рукой на мраморный столик, а другой пытаясь успокоить биение своего сердца, она кивком головы ответила на обращенный к ней взгляд Родольфа.
— Где же она? — спросил принц, дрожа как осиновый лист.
— Внизу, в моей карете.
Если бы не Мэрф, внезапно преградивший путь Родольфу, то он потеряв голову ринулся бы вниз.
— Вы ее убьете, — воскликнул эсквайр, удерживая принца.
— Она лишь вчера встала после болезни. Во имя ее жизни будьте благоразумны, — добавила Клеманс.
— Вы правы, — едва сдерживаясь, произнес принц, — вы правы, я должен успокоиться, видеть ее сейчас мне не следует, подожду, пока я приду в себя. Да, это уж слишком, слишком, пережить все в один день!
Затем, протянув руку маркизе, он обратился к ней с излиянием сердечной благодарности.
— Я прощен... вы ангел моего искупления.
— Монсеньор, вы спасли моего отца. Богу было угодно, чтобы я возвратила вам вашу дочь, — ответила Клеманс. — Но я в свою очередь прошу простить меня за мою растерянность. Новость меня потрясла. Признаюсь вам, у меня не хватает мужества пойти к Марии, мой вид может ее испугать.
