— Он больше никого не укусит... не беспокойся!
— Вы куда-нибудь упрячете его?
— Нет, через полчаса он уйдет отсюда,
— Грамотей?
— Да...
— Один, без жандармов?
— Да...
— Он выйдет отсюда на свободу?
— На свободу...
— Один?
— Да, один.
— Но куда же он пойдет?
— Куда пожелает, — сказал Родольф со зловещей улыбкой, ужаснувшей Поножовщика.
Вернулся врач.
— Скажите, Давид... как Мэрф?
— Он дремлет... монсеньор, — грустно ответил тот, — дышит все так же тяжело.
— Положение серьезное?
— Очень серьезное, монсеньор... И все же надежда не потеряна.
— О Мэрф! я отомщу!.. Отомщу!.. — воскликнул Родольф с холодным гневом и, обращаясь к врачу, добавил: — Давид, на два слова.
И он что-то тихо сказал на ухо негру.
Тот вздрогнул.
— Вы колеблетесь? — спросил Родольф. — Однако я, часто говорил с вами о своем намерении. Пришло время выполнить его...
— Я не колеблюсь, монсеньор... Я одобряю ваше намерение... Оно предполагает коренную реформу уголовного кодекса, достойную рассмотрения крупнейших криминалистов, ибо такое наказание было бы одновременно... простым... жутким... и справедливым... И как раз в этом случае его следовало бы применить. Не считая злодеяний, за которые этот негодяй был осужден на пожизненные каторжные работы... он совершил еще три преступления: убийство торговца скотом, покушение на жизнь Мэрфа... и на вашу жизнь... Кара справедлива...
— Кроме того, перед ним откроются неограниченные возможности раскаяния... — заметил Родольф. — Хорошо, Давид... вы поняли меня...
— Мы трудимся ради одной и той же цели... Монсеньор,. Помолчав немного, Родольф сказал:
— И пять тысяч франков обеспечат его, не так ли, Давид?
— Безусловно, монсеньор.
— Вот что, милый, — сказал Родольф ошеломленному Поножовщику, — мне надо поговорить с господином Давидом, а тебя я попрошу сходить в соседнюю комнату... там, на письменном столе, лежит красный бумажник, возьми из него пять тысяч франков и принеси их мне.
— Для кого же эти пять тысяч франков? — невольно вскричал Поножовщик.
— Для Грамотея... И ты велишь сразу же привести его сюда.
Глава XXI.
НАКАЗАНИЕ
Сцена происходит в ярко освещенной гостиной, обитой красной тканью.
Родольф, одетый в длинный черный бархатный халат, который подчеркивает бледность его лица, сидит за большим, покрытым скатертью столом. На столе лежат всевозможные вещи: два бумажника: один был украден Грамотеем у Тома в Сите, другой принадлежит самому похитителю; цепочка из поддельного золота с крошечным скульптурным изображением святого духа из лазурита, стилет, еще покрытый пятнами крови Мэрфа, отмычка, которой была отперта калитка, и, наконец, пять билетов по тысяче франков, принесенные Поножовщиком из соседней комнаты.
Доктор-негр сидит с одной стороны стола, Поножовщик — с другой.
Грамотей, так крепко скрученный, что он не может пошевелиться, сидит посреди гостиной в большом кресле на колесиках.
Парни, доставившие сюда преступника, ушли. Родольф, доктор, Поножовщик и убийца остались одни. Раздражение Родольфа прошло: он спокоен, печален, сосредоточен: он готовится свершить торжественное и грозное деяние.
Врач задумчив.
Поножовщик охвачен неясным страхом. Он не может оторвать взгляда от Родольфа.
Грамотей мертвенно бледен... он боится... Обычный арест, возможно, не так испугал бы преступника, его обычная отвага не изменила бы ему перед лицом суда; но окружающая обстановка удивляет, страшит его; он находится во власти Родольфа, которого считал сообщником, способным предать его или дрогнуть в решающую минуту; из-за этого опасения, а также в надежде воспользоваться одному плодами кражи он и решил пожертвовать им...
Зато теперь Родольф кажется ему внушительным, грозным, как само правосудие.
Кругом – глубокая тишина.
Слышится только шум дождя, который падает… падает с крыши на мощеную дорожку.
Родольф обращается к Грамотею:
— Вы — Ансельм Дюренель... беглый каторжник из Рошфора, куда вы были сосланы навечно... как фальшивомонетчик, вор и убийца.
— Это ложь! Попробуйте доказать это! — говорит Грамотей дрогнувшим голосом, бросая вокруг себя беспокойные, дикие взгляды.
— Вы Ансельм Дюренель!.. Позже вы сознаетесь в этом. Вы убили и ограбили торговца скотом на дороге в Пуасси.
— Это ложь!
— Позже вы сознаетесь в этом. Убийца удивленно взглянул на Родольфа.
— Сегодня ночью вы проникли в этот дом ради грабежа и ранили кинжалом его владельца...
— Вы же сами предложили мне совершить это ограбление! — говорит Грамотей, немного приободрившись, — на меня напали... я защищался.
— Человек, которого вы ранили, не нападал на вас, он был безоружен. Я предложил вам совершить эту кражу... не отрекаюсь. Немного погодя я объясню, зачем мне это понадобилось. Накануне вы обобрали мужчину и женщину в Сите (вот взятый у них бумажник) и предложили им убить меня за тысячу франков!..
— Я слышал это! — воскликнул Поножовщик. Грамотей взглянул на него с лютой ненавистью.
— Вы сами видите, что толкать вас на преступление не требовалось, — заметил Родольф.
— Вы не следователь, я больше не буду вам отвечать...
— Вот почему я предложил вам совершить это ограбление. Мне было известно, что вы беглый каторжник... вы знали родителей одной несчастной девушки, во многих бедах которой виновата Сычиха, ваша сообщница... Я решил заманить вас сюда под предлогом крупной поживы, единственной приманки, способной вас соблазнить. Как только вы оказались бы в моей власти, я предложил бы вам на выбор, либо передать вас в руки правосудия, и тогда вы головой заплатили бы за убийство торговца скотом...
— Ложь! Я не совершал этого преступления...
— ...либо тайно выслать вас из Франции в место вечного заточения, где ваша судьба была бы менее тяжелой, чем на каторге; однако в обмен на смягчение вашей участи я потребовал бы от вас сведений, которые мне необходимы. Вы были осуждены на пожизненные каторжные работы и бежали с каторги. Лишая вас возможности вредить себе подобным, я оказал бы услугу обществу, а ваши признания помогли бы мне вернуть в лоно семьи бедную девушку, вся вина которой заключается в неудачно сложившейся жизни. Таков был сначала мой план, план нелегальный, но ваш побег и ваши новые злодеяния поставили вас вне закона... Вчера благодаря откровению свыше я узнал ваше подлинное имя.
