Спускаясь по ступенькам лестницы в зимний сад, маркиза с Сарой увидели там Родольфа; но герцог, очевидно, не заметил их, ибо находился на повороте аллеи.
— Герцог так увлечен разговором с супругой посла, — сказала г-жа д'Арвиль, — что даже не обратил на нас внимания...
— Вы ошибаетесь, дорогая Клеманс, — возразила графиня, которая была близкой приятельницей г-жи д'Арвиль, — герцог прекрасно видел нас, но он меня боится... Его неприязнь ко мне так и не прошла.
— Я отказываюсь понимать то упорство, с которым он избегает вас; я часто журила его за столь странное поведение с таким давним другом. «Мы с графиней Сарой смертельные враги, — ответил он шутливо, — я дал обет никогда не, разговаривать с ней, и, по-видимому, обет этот священный, если я отказываю себе в удовольствии беседовать с такой любезной особой». И хотя, дорогая Сара, слова герцога удивили меня, пришлось удовлетвориться ими
[71]
.
— Уверяю вас, что причина нашей жестокой ссоры, ссоры полушутливой, полусерьезной, самая невинная; если бы в этом деле не было замешено третье лицо, я давным-давно открыла бы вам эту великую тайну. Но что с вами, дорогое дитя? Вы чем-то озабочены?
— Пустяки... в этой галерее было так жарко, что у меня разболелась голова; давайте посидим здесь, и, надеюсь, моя головная боль пройдет...
— Вы правы, вот как раз уединенный уголок, где вы будете скрыты от глаз тех, кого опечалит ваше отсутствие... — заметила Сара, улыбаясь и делая ударение на последних словах.
Обе дамы сели на диван.
— Я сказала «тех, кого опечалит ваше отсутствие», дорогая Клеманс... Вы должны быть благодарны мне за сдержанность.
Молодая женщина слегка покраснела, опустила голову и ничего «е сказала в ответ.
— Вы слишком сдержанны со мной, — проговорила Сара тоном дружеского упрека. — Разве вы не доверяете мне, детка? Да, для меня вы девочка, ведь я вам в матери гожусь.
— Как вы могли подумать, что я не доверяю вам? — с грустью молвила маркиза. — Разве я не сказала вам того, в чем не смела признаться самой себе?
— Превосходно. Так что же... давайте поговорим о нем, значит, вы решили довести его до отчаяния, до самоубийства?
— Ах! — с ужасом воскликнула г-жа д'Арвиль. — Что вы такое говорите?
— Вы еще не знаете его, бедное дитя!.. Он человек с холодным, решительным характером, для которого жизнь мало что значит. Он был всегда очень несчастлив... и можно подумать, что вас забавляет мучить его.
— Боже мой, как вы могли это подумать?
— Быть может, сами того не желая, вы мучаете его... О, если бы вы знали, как впечатлительны, как болезненно чувствительны те, кого нещадно била жизнь! Послушайте, я только что видела слезы на его глазах.
— Возможно ли?!
— Да... и это среди бела дня; он рискует стать посмешищем, если его тяжкое горе будет замечено в свете. Поверьте, надо очень любить, чтобы так страдать... и, главное, даже не пытаться скрыть своих страданий!..
— Умоляю, не говорите со мной об этом, — растроганно молвила г-жа д'Арвиль, — вы глубоко огорчили меня... Я и сама прекрасно знаю это выражение мягкой и безропотной скорби... Увы, меня погубила жалость к нему, — невольно вырвалось у г-жи д'Арвиль.
Сара сделала вид, что не поняла значения этих последних слов.
— Не преувеличивайте!.. — сказала она. — Считать себя погибшей из-за того, что вы принимаете ухаживания мужчины, который по своей скромности, сдержанности даже не хочет быть представленным вашему мужу из боязни скомпрометировать вас, ибо господин Шарль Робер человек чести! А сколько в нем такта, сердечности. Я с такой горячностью защищаю его, потому что вы познакомились с ним в моем доме и у меня с ним встречались. Уважение, которое он питает к вам, так же велико, как и его привязанность...
— Я никогда не сомневалась в его душевных качествах: вы так много говорили о нем хорошего!.. Но особенно тронули меня его несчастья.
— Признайтесь же, что он заслуживает и оправдывает это участие... Да к тому же разве такое прекрасное лицо не есть отражение великой души? Со своим высоким ростом, стройным станом он напоминает мне рыцарей средних веков. Я видела его однажды в военной форме: какой у него был величественный вид! Если бы принадлежность к дворянству зависела от достоинств и внешности человека, он был бы не господином Шарлем Робером, а князем или пэром. С каким блеском он мог бы представлять знатнейшие фамилии Франции!
— Вы знаете, Сара, что родовитость весьма мало трогает меня; не вы ли упрекали меня в том, что я республиканка? — заметила с улыбкой г-жа д'Арвиль.
— Конечно, я всегда считала, как и вы, что господин Шарль Робер не нуждается в титулах, чтобы пленять сердца; а как он музыкален, какой у него дивный голос! Как он скрашивал наши утренние домашние концерты! Помните тот день, когда вы впервые спели с ним дуэт? Сколько экспрессии, сколько чувства он вкладывал в свою партию!..
— Пожалуйста, — сказала г-жа д'Арвиль после долгой паузы, — переменим тему разговора.
— Почему?
— Меня очень опечалили ваши слова о его мрачном настроении.
— Уверяю вас, что в порыве отчаяния человек с таким горячим, страстным темпераментом может найти в смерти конец своим...
— О, умоляю вас, замолчите, замолчите! — воскликнула г-жа д'Арвиль, прерывая Сару. — Впрочем, такая мысль и мне приходила в голову.
Опять наступила пауза.
— Прошу вас, давайте поговорим о ком-нибудь другом... хотя бы о вашем смертельном враге, продолжала маркиза с наигранным весельем, — да, поговорим о герцоге, которого я давно не видела. Знаете, он обаятельнейший человек, Несмотря на свой почти королевский титул. Хотя я и республиканка, но считаю, что в обществе мало таких обворожительных мужчин, как он.
Сара украдкой бросила на г-жу д'Арвиль испытующий, подозрительныйвзгляд.
— Признайтесь, дорогая Клеманс, — оживленно заметила она, — что вы очень непостоянны. Вспомните, ваш интерес к герцогу не раз уступал место странной к нему неприязни; несколько месяцев тому назад, когда он только что приехал в Париж, вы были в таком восторге от него, что, говоря между нами... я испугалась за покой вашего сердечка...
— Зато благодаря вам, — проговорила с улыбкой г-жа д'Арвиль, — мой интерес к нему был недолговечен, вы прекрасно сыграли роль его смертельного врага, вы сделали мне такие признания о герцоге... что, сознаюсь вам, охлаждение сменило былой интерес, из-за которого вы опасались за покой моего сердца; кстати сказать, он и не думал нарушать его: незадолго до ваших признаний герцог, продолжавший по-дружески посещать моего мужа, почти совсем отказался от чести наносить мне визиты.
