Ему просто охота позлить этого парижского выскочку, подумал
я. И, кажется, ему это удалось. Мосье Жиро отвернулся, бросив довольно грубо,
что не желает терять времени попусту, и, нагнувшись, снова принялся
разглядывать что-то на земле.
А Пуаро, словно внезапно осененный какой-то догадкой,
продрался сквозь кустарник на территорию виллы и подергал дверь сарайчика.
– Заперто, – бросил Жиро через плечо. – Там
садовник держит всякий хлам, ничего интересного. Лопату взяли не здесь, а в
сарае с инструментами, что возле дома.
– Изумительно, – с восторгом шепнул мне
Пуаро. – Он здесь не более получаса, но все уже разнюхал! Великий человек!
Нет сомнений, Жиро – крупнейший из современных сыщиков!
Признаюсь честно, хоть мне и не нравился этот самый Жиро, он
произвел на меня довольно сильное впечатление. Казалось, энергия бьет в нем
ключом. Тогда как Пуаро до сих пор еще никак не проявил себя. Это меня
задевало. Его почему-то очень занимали какие-то глупости, пустяки, не имеющие к
делу никакого отношения. Вот и тут в эту самую минуту он вдруг спросил:
– Мосье Бекс, скажите, прошу вас, что это за белая
линия, которой очерчена могила? Это дело рук полицейских?
– Нет, мосье Пуаро, полиция здесь ни при чем. Таким
образом на площадках для гольфа обычно указывают место, где будет так
называемое «препятствие».
– Препятствие? – Пуаро обратился ко мне: – Это
неправильной формы яма, заполненная песком с бортиком с одной стороны, да?
Я кивнул.
– Мосье Рено, конечно, играл в гольф?
– Да, он был отличным игроком. Именно благодаря ему и
его щедрым пожертвованиям устраивалась эта площадка. И при составлении проекта
его слово было решающим.
Пуаро рассеянно кивнул, а потом вдруг заметил:
– Не слишком-то удачное место они выбрали для могилы,
ведь как раз здесь должны были рыть яму для «препятствия», а раз так, значит,
тело сразу обнаружили бы.
– Верно! – торжествующе воскликнул Жиро. –
Это как раз и доказывает, что преступники не из местных. Блестящий пример
косвенной улики.
– Так-то оно так, – сказал Пуаро с
сомнением. – Однако местные тоже могли бы зарыть здесь тело, но только в
одном случае – если бы они хотели, чтобы его нашли! Нелепость какая-то, правда?
Но Жиро даже не потрудился ответить.
– Да-а, – повторил Пуаро как-то
разочарованно. – Да… конечно… Нелепость!
Глава 7
Таинственная мадам Добрэй
Когда мы возвращались к дому, мосье Бекс, извинившись, что
оставляет нас, поспешил, как он выразился, немедленно уведомить мосье Отэ о
факте прибытия мосье Жиро. А сам мосье Жиро определенно обрадовался, когда
Пуаро заявил, что уже посмотрел все, что хотел. Мы ушли, а мосье Жиро все еще
ползал на четвереньках, дотошно осматривая и ощупывая каждый сантиметр, и я
невольно восхитился им. Пуаро, видимо, угадал мои мысли и, когда мы остались
одни, заметил не без сарказма:
– Ну, наконец-то вы познакомились с сыщиком, который
вызывает у вас восхищение. Человек-ищейка! Что, я не прав?
– Во всяком случае, он хоть что-то делает, –
возразил я довольно дерзко. – Уж если остались улики, не сомневайтесь – он
их отыщет. А вы…
– Eh bien! А я уже кое-что нашел! Кусок трубы,
например.
– Какая чепуха, Пуаро. Вы же понимаете, что эта труба
не имеет к делу никакого отношения. Я говорю о мельчайших уликах, которые
неизбежно приведут нас к убийцам.
– Mon ami, улика – всегда улика, будь она длиной в два
фута или в два миллиметра! Почему улики непременно должны быть
микроскопическими? Какие романтические бредни! А что до свинцовой трубы, так
это Жиро внушил вам, что она не имеет отношения к делу. Нет, нет, ни слова
более. Пусть Жиро ищет свои улики, а я буду думать. Этот случай кажется
простым, однако… однако, mon ami, многое меня здесь настораживает! Вы спросите
почему. Во-первых, часы, которые уходят на два часа вперед. Затем еще целый ряд
мелочей, которые не стыкуются друг с другом. Например, если убийцы хотели просто
отомстить мосье Рено, они убили бы его, когда он спал, и дело с концом. Почему
они так не сделали?
– Но ведь они хотели получить какие-то
документы? – напомнил я.
Пуаро брезгливо стряхнул пылинку с рукава.
– Ну, и где же эти «документы»? Предположительно,
где-то довольно далеко, ибо убийцы заставили мосье Рено одеться. Однако труп
найден совсем близко от дома, почти в пределах слышимости. Или еще – неужели по
чистой случайности орудие убийства, этот кинжальчик, будто нарочно оказался под
рукой?
Он помолчал, нахмурившись, потом снова заговорил:
– Почему служанки ничего не слышали? Их что, снотворным
опоили? Может быть, был сообщник? Может быть, именно он проследил, чтобы
парадная дверь была отперта? Интересно, как…
Тут он круто остановился. Мы подошли как раз к аллее перед
домом. Пуаро неожиданно обратился ко мне:
– Друг мой, я намерен вас удивить и… порадовать! Ваши
упреки не оставили меня равнодушным! Будем изучать следы!
– Где?
– Вот тут, на клумбе, справа. Мосье Бекс говорит, это
следы садовника. Проверим, не ошибается ли он. Смотрите, вот и сам садовник
идет сюда со своей тачкой.
И впрямь пожилой садовник катил по аллее тележку с рассадой.
Пуаро подозвал его, и он, опустив тачку, прихрамывая, подошел к нам.
– Вы хотите попросить у него сапог и сравнить его с
отпечатком, да? – спросил я, затаив дыхание. Моя вера в Пуаро начала
возрождаться. Раз он сказал, что следы на этой клумбе необычайно важны, стало
быть, так и есть.
– Точно, – ответил Пуаро.
– А что он подумает? Наверное, ему это покажется
странным?
– Он вообще ничего не подумает, вот увидите.
Нам пришлось замолчать, так как старик уже подошел к нам.
– Вы звали меня, мосье?
– Да. Вы ведь давно здесь служите, не так ли?
– Двадцать четыре года, мосье.
– Вас зовут…
– Огюст, мосье.
– Я просто в восторге от этих чудных гераней. Право,
они превосходны. И давно посажены?
– Довольно давно, мосье. Но, конечно, чтобы клумба
всегда имела вид, надо подсаживать свежие цветы, а те, что отцвели, срезать, да
еще не лениться и выкапывать старые кустики.
– Кажется, вы вчера посадили несколько новых кустиков,
да? Вот там, в середине, и на другой клумбе тоже?
