– Видите, – сказал я, – его убили ударом в
спину.
Едва слышно она произнесла:
– Чем?
Я кивнул на стеклянную банку.
– Вот этим кинжалом.
Девушка внезапно пошатнулась и осела на пол. Я бросился к
ней.
– Вам плохо. Идемте скорее. Такие зрелища не для вас.
– Воды, – прошептала она. – Скорее. Воды.
Я со всех ног бросился в дом. Мне повезло, служанок не было
поблизости, не замеченный никем, я налил в стакан воды, добавил из походной
фляжки несколько капель бренди и вернулся в сарай. Девушка лежала в той же
позе. Но несколько глотков бренди с водой возымели прямо-таки волшебное
действие.
– Уведите меня отсюда… о, скорее, скорее! –
твердила она, вся дрожа.
Поддерживая под руку, я вывел ее на свежий воздух. Выходя,
она затворила за собой дверь, потом перевела дух.
– Ну вот, уже лучше. О, это ужасно! И зачем вы только
пустили меня туда.
Это прозвучало так по-женски, что я не мог сдержать улыбки.
В глубине души я был даже доволен тем, что ей стало дурно. Видимо, она не такая
уж бессердечная, как я думал. В конце концов, она ведь еще почти дитя, и
любопытство ее, видимо, просто от легкомыслия.
– Я как мог старался удержать вас, вы же знаете, –
мягко сказал я.
– Конечно, знаю. Ну а теперь – до свидания.
– Постойте, вам нельзя так уйти… одной. Вы еще слабы. Я
провожу вас в город. И не спорьте.
– Чепуха. Уже все прошло.
– А если вы снова потеряете сознание? Нет, я провожу
вас.
Она упорно противилась этому. Но я, однако, настоял на
своем, и она позволила проводить ее почти до самого города. Мы снова шли по той
же тропинке, мимо могилы, а потом окольным путем вышли на дорогу. Когда стали
попадаться первые лавки, она остановилась и протянула мне руку.
– До свидания, спасибо, что проводили.
– Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?
– Да, совершенно. Спасибо. Надеюсь, у вас не будет
неприятностей из-за меня?
Я заверил ее, что все в порядке.
– Ну, прощайте.
– Au revoir, – поправил я. – Вы ведь здесь
живете, значит, мы еще увидимся.
Она одарила меня ослепительной улыбкой.
– Хорошо, пусть так. Au revoir.
– Подождите, вы даже не сказали мне ваш адрес.
– О, я живу в «Отель дю Фар», это небольшая, но вполне
приличная гостиница. Загляните ко мне завтра.
– Непременно, – отвечал я, вероятно, с несколько
излишней поспешностью.
Я постоял, пока она не скрылась из виду, а потом направился
к вилле «Женевьева». Я вспомнил, что не запер дверь сарая. К счастью, никто
этого не заметил. Я повернул в замке ключ, вынул его и отдал полицейскому. Тут
мне вдруг пришло в голову, что хоть Сандрильона и дала мне свой адрес, имени-то
ее я так и не узнал.
Глава 9
Мосье Жиро находит улики
В гостиной я застал следователя, деловито допрашивающего
старика садовника. Здесь же были Пуаро и комиссар, которые приветствовали меня
вежливым поклоном и улыбками. Я тихонько сел в кресло. Мосье Отэ проявлял
чудеса усердия, он был немыслимо кропотлив и дотошен, однако старания его
оказались напрасны, ему не удалось извлечь из свидетеля ничего мало-мальски
существенного.
Огюст признал, правда, что перчатки, найденные на месте
преступления, принадлежат ему. Он надевал их, когда приходилось ухаживать за
примулой, которая, как известно, иногда бывает ядовитой. Он не помнит, когда в
последний раз надевал их. Нет, конечно, он их не хватился. Где они обычно
лежат? Да то здесь, то там. Лопата всегда стоит в сарайчике с инструментами.
Запирается ли он? Конечно, запирается. Где хранится ключ от него? Parbleu,
[48]
торчит в двери, само собой. Что там красть-то. Кто ж знал,
что объявятся какие-то бандиты или убийцы. Когда вилла принадлежала мадам
виконтессе, ничего подобного не случалось.
Мосье Отэ отпустил наконец старика, и тот заковылял к двери,
ворча что-то себе под нос. Вспомнив, с каким необъяснимым упорством Пуаро
проявлял интерес к следам на клумбе, я так и сверлил взглядом старика Огюста,
когда он давал свои показания. То ли он и впрямь никак не замешан в преступлении,
подумал я, то ли это непревзойденный актер. Когда он уже ступил за порог,
внезапная догадка поразила меня.
– Извините, мосье Отэ, – воскликнул я, – вы
позволите задать ему один вопрос?
– Ну, разумеется, мосье.
Заручившись поддержкой следователя, я обратился к Огюсту:
– Где вы держите свои сапоги?
– На ногах, – проворчал старик. – Где ж еще?
– Куда вы их ставите на ночь?
– Под кровать.
– А кто их чистит?
– Никто. Зачем их чистить? Что мне, щеголять в них, что
ли? По воскресеньям я надеваю другие, а так… – Он пожал плечами.
Обескураженный, я только развел руками.
– Ну что ж, – сказал следователь, – не
слишком-то мы продвинулись. Разумеется, трудно что-либо предпринять, пока не
придет ответ из Сантьяго. Не знает ли кто-нибудь, где Жиро? Право, он не слишком-то
учтив! У меня большое желание послать за ним и…
– Нет нужды посылать за мной.
Мы все вздрогнули, услышав этот спокойный голос. Жиро стоял
под открытым окном и смотрел на нас.
Он легко вскочил на подоконник, спрыгнул на пол и подошел к
столу.
– Вот и я, к вашим услугам. Прошу прощения, что немного
опоздал.
– Ну что вы, ничуть! – смущенно заверил его
следователь.
– Разумеется, я всего-навсего сыщик, – продолжал
Жиро. – В допросах ничего не смыслю. Однако позволю себе заметить, на
вашем месте я бы вел допрос при закрытых окнах. А так можно запросто
подслушать, что здесь происходит. Но это так, между прочим.
Мосье Отэ покраснел от гнева. Не требовалось особой
проницательности, чтобы заметить, что следователь мосье Отэ и сыщик мосье Жиро
не испытывают друг к другу особой симпатии. С самого начала между ними то и
дело случались мелкие стычки. Вероятно, иначе и быть не могло. Жиро считал, что
все следователи – болваны, и мосье Отэ, относившегося к своей особе и к своим
служебным обязанностям с большим почтением, естественно, оскорбляла
бесцеремонность столичного детектива.
