– Господин следователь! Господин следователь!
– Ну? В чем дело?
– Ножа там нет!
– Как это – нет?
– Исчез. Испарился. Стеклянная банка, в которой он
лежал, пуста!
– Что? – закричал я. – Не может быть! Ведь
сегодня утром я видел… – Слова замерли у меня на языке.
Все, кто был в гостиной, уставились на меня.
– Что вы такое говорите? – вскричал
комиссар. – Сегодня утром?
– Я видел его там сегодня утром, – сказал я медленно. –
Около полутора часов назад, если говорить более точно.
– Стало быть, вы входили в сарай? Где вы взяли ключ?
– Попросил у полицейского.
– И вы входили туда? Зачем?
Я замялся было, но потом решил, что самое лучшее, что я могу
сделать, – это чистосердечно признаться во всем.
– Мосье Отэ, – заявил я, – я совершил
серьезный проступок и теперь считаю своим долгом покаяться в нем и просить
вашего снисхождения.
– Да говорите же, мосье.
– Дело в том, что, – начал я, ощущая непреодолимое
желание провалиться сквозь землю, – я встретил девушку, мою знакомую. Ей
очень хотелось увидеть все собственными глазами, и я… ну, в общем, я взял ключ
и показал ей покойного мосье Рено.
– О! – воскликнул следователь вне себя от
негодования. – Вы действительно совершили серьезный проступок, капитан
Гастингс. Это грубейшее нарушение! Как вы могли на это решиться!
– Знаю, – смиренно сказал я. – И готов
выслушать самое суровое осуждение.
– Надеюсь, не вы пригласили приехать сюда эту девушку?
– Конечно, нет. Я встретил ее совершенно случайно. Она
англичанка, а сейчас живет здесь, в Мерлинвиле, но я об этом ничего не знал,
пока сегодня утром нечаянно не встретился с ней.
– Ну, ладно, ладно, – сказал следователь,
смягчаясь. – Конечно, это против всяких правил, но девушка, должно быть,
молода и недурна собою. Ах, молодость, молодость! – меланхолически
вздохнул он.
Но комиссар, менее романтическая личность, и не думал
отступать:
– Но разве вы не заперли дверь на замок, когда уходили?
– В том-то и дело, – нехотя признался я. – Не
могу этого себе простить. Моей приятельнице стало дурно, она чуть было не
потеряла сознание. Я дал ей бренди с водой и настоял на том, чтобы проводить ее
обратно в город. В волнении я забыл запереть дверь и спохватился, только когда
вернулся на виллу.
– Стало быть, минут двадцать, по крайней мере… –
проговорил комиссар медленно и не закончил фразы, ибо и так было ясно, что он
думает по этому поводу.
– Совершенно верно, – сказал я.
– Двадцать минут, – многозначительно повторил
комиссар.
– Прискорбно, – сказал мосье Отэ, снова становясь
суровым. – Неслыханно!
Тут внезапно вмешался мосье Жиро:
– Вы считаете, что это прискорбно?
– Конечно.
– А я считаю, что превосходно, – заявил мосье
Жиро.
Вот уж в ком не рассчитывал найти союзника!
– Вы говорите «превосходно», мосье Жиро? –
переспросил следователь, искоса бросая на сыщика недоверчивый взгляд.
– Вот именно.
– Это почему же, позвольте полюбопытствовать?
– Потому что теперь нам известно, что убийца или его
сообщник всего час назад еще находился здесь, рядом. Странно будет, если мы,
зная это, не схватим его в самом скором времени. – Мосье Жиро говорил
решительно и безапелляционно. – Он сильно рисковал, стараясь заполучить
нож. Возможно, опасался, что на нем остались отпечатки пальцев.
Пуаро повернулся к Бексу:
– Вы ведь говорили, что их нет?
Жиро пожал плечами.
– Видимо, убийца не был в этом уверен.
Пуаро взглянул на него.
– Ошибаетесь, мосье Жиро. Убийца был в перчатках.
Значит, он-то был уверен, что отпечатков на ноже нет.
– Я же не утверждаю, что нож взял сам убийца. Возможно,
это был его сообщник, который про перчатки и не знал.
Помощник следователя собирал со стола бумаги. Мосье Отэ
обратился к нам:
– Итак, мы свою работу выполнили. Может быть, мосье
Рено, вы желаете, чтобы вам зачитали ваши показания. Я намеренно придерживался
неофициального тона, насколько, разумеется, позволительно при судебном
разбирательстве. Меня обвиняют в либерализме, но я готов снова подтвердить: мои
методы оправдывают себя. Теперь это дело в руках нашего талантливого, нашего
прославленного мосье Жиро. Тут уж он, без сомнения, покажет, на что способен.
Право, я удивлен, что убийцы до сих пор гуляют на свободе! Мадам, позвольте еще
раз выразить вам мои искренние соболезнования. Мосье, желаю вам всего
наилучшего.
И следователь отбыл в сопровождении помощника и комиссара
полиции.
Пуаро вытащил свои часы-луковицу.
– Давайте, мой друг, вернемся в гостиницу и
пообедаем, – сказал он. – А вы подробно расскажете мне о ваших
утренних безрассудствах. Никто не обращает на нас внимания, и мы можем уйти не
прощаясь.
Мы тихо вышли из комнаты. Следователь только что отъехал на
своем автомобиле. Я стал было спускаться, но Пуаро остановил меня:
– Одну минутку, мой друг.
Он проворно извлек из кармана рулетку и с самым серьезным
видом принялся измерять длину плаща, висевшего в холле. Прежде этого плаща я
здесь не видел. Вероятно, он принадлежит мистеру Стонору или Жаку Рено, подумал
я.
Удовлетворенно хмыкнув, Пуаро сунул рулетку в карман и вслед
за мной вышел из дома.
Глава 12
Пуаро приподнимает завесу тайны
– Зачем вы обмеряли плащ? – спросил я, мучимый
любопытством, когда мы неторопливо вышли на белую, нагретую солнцем дорогу.
– Parbleu! Чтобы узнать его длину, – невозмутимо
ответил Пуаро.
Черт возьми! Невыносимая привычка Пуаро из каждого пустяка
делать тайну никогда еще так не досаждала мне. Я снова замолчал и отдался
течению собственных мыслей. Слова мадам Рено, обращенные к сыну, которым я
тогда не придал особого значения, вдруг снова пришли мне на ум, наполненные
новым смыслом. «Так ты не уехал, – сказала она, а потом добавила: –
Впрочем, теперь уже все равно».
