– Стало быть, вам теперь все понятно, mon ami. Что же
именно вам понятно, позвольте узнать?
– Как что? Мадам Добрэй, она же мадам Берольди, –
вот кто убил мосье Рено. Нет никаких сомнений, ведь эти два дела похожи, как
близнецы.
– Значит, по-вашему, оправдание мадам Берольди было
ошибкой? Она на самом деле виновна в подстрекательстве к убийству ее мужа?
Я вытаращил глаза.
– А как же иначе? Вы что, не согласны?
Пуаро прошелся по комнате, рассеянно подвинул на место стул
и в раздумье сказал:
– Согласен. Однако всякая категоричность, вроде вашего
«А как же иначе?», мне кажется неуместной. Строго говоря, мадам Берольди
невиновна.
– В том преступлении, возможно. Но не в этом.
Пуаро снова сел и с сомнением посмотрел на меня.
– Так вы твердо уверены, Гастингс, что мадам Добрэй
убила мосье Рено?
– Да.
– Почему?
Вопрос показался мне столь нелепым, что я растерялся.
– Как почему? – Я даже запнулся. – Как это
почему? Да потому… – И я умолк, чувствуя, что сказать мне нечего.
Пуаро кивнул.
– Видите, вы сразу сели на мель. Зачем было мадам
Добрэй (я буду называть ее так для простоты) убивать мосье Рено? Здесь нет и
намека на какой-нибудь мотив. Его смерть ровным счетом ничего ей не дает. Кем
бы она ни была – его любовницей или просто шантажисткой, – с его смертью
она лишается дохода. Чтобы пойти на убийство, должны быть мотивы. Первое
преступление – совсем другое дело. Там богатый возлюбленный только того и ждал,
чтобы занять освободившееся место.
– Но ведь не только деньги толкают на убийство, –
возразил я.
– Верно, – спокойно согласился Пуаро. – Есть
еще два мотива. Например, состояние аффекта. Еще один, достаточно, правда,
редко встречающийся, – некоторые формы психических расстройств, к которым
относится, например, мания убийства или религиозный фанатизм. Эти мы можем
исключить из рассмотрения.
– А как насчет убийства, совершенного в состоянии
аффекта? Можете ли вы исключить его? Если мадам Добрэй была любовницей Рено и
вдруг обнаружила, что он охладел к ней, разве она не могла в припадке ревности
убить его?
Пуаро покачал головой.
– Если – заметьте, я говорю «если» – мадам Добрэй даже
и была любовницей Рено, он не мог охладеть к ней, ведь они познакомились совсем
недавно. И вообще вы очень ошибаетесь на ее счет. Эта женщина может сыграть
сильную страсть. Она превосходная актриса. Но в жизни она совсем не та, какой
хочет казаться. Проанализируйте ее поведение, и вы поймете, что она
хладнокровна и расчетлива во всех своих поступках. Ведь она подстрекала своего
молодого любовника к убийству совсем не для того, чтобы потом связать с ним
свою жизнь. Она метила выйти замуж за богатого американца, к которому,
вероятно, была совершенно равнодушна. Если она совершила преступление, то
только ради выгоды. Здесь же она ничего не выигрывает. Кроме того, как вы
объясните, кто вырыл могилу? Женщине это не под силу.
– Но ведь у нее мог быть сообщник, – предположил
я, не желая так легко сдаваться.
– Ну хорошо. Перейдем к следующему вопросу. Вы сказали,
что эти два преступления похожи. В чем вы видите сходство, мой друг?
Я удивленно уставился на него.
– Странно, Пуаро, вы же сами заметили это! Неизвестные
в масках, «секретные документы»!
Пуаро чуть улыбнулся.
– Терпение, мой друг, прошу вас. Я не собираюсь ничего
отрицать. Сходство этих двух дел не вызывает сомнений. Однако вам не кажется
странным одно обстоятельство? Ведь не мадам Добрэй наплела нам всю эту чепуху –
если бы было так, то все яснее ясного, – а мадам Рено! Они что, по-вашему,
сообщницы?
– Я не могу в это поверить, – медленно начал
я. – Но если это действительно так, мадам Рено – самая выдающаяся актриса,
которая когда-либо рождалась на земле.
– О-ля-ля! – нетерпеливо воскликнул Пуаро. –
В вас снова говорят чувства, а не разум! Если преступнице необходимо быть
хорошей актрисой – на здоровье! Но в данном случае разве это необходимо? Я не
верю, что мадам Рено и мадам Добрэй в сговоре. Не верю по ряду причин, на
некоторые из них я вам уже указал, остальные – очевидны. Следовательно, эта
возможность исключается, и мы подходим наконец к истине, которая, как всегда,
очень любопытна и неожиданна.
– Пуаро! – воскликнул я. – Что вам еще
известно?
– Mon ami, вы сами должны сделать выводы. У вас есть
«доступ к фактам». Напрягите серые клеточки. Рассуждайте, но не как Жиро, а
как… Эркюль Пуаро!
– Но вы уверены, что докопались до истины?
– Мой друг, в чем-то я был непроходимо туп, но теперь
наконец многое понял.
– Вам уже все ясно?
– Я разгадал, для чего мосье Рено вызвал меня.
– И вы знаете убийцу?
– Одного убийцу я знаю.
– То есть…
– Сейчас я говорю о другом деле. В данном случае налицо
не одно преступление, а два. Первое я раскрыл, а второе… eh bien, признаюсь,
тут я не уверен!
– Однако, Пуаро, помнится, вы сами сказали, что
неизвестный, которого нашли в сарае, умер естественной смертью.
– О-ля-ля! – Пуаро нетерпеливо издал свое любимое
восклицание. – Вы все еще не поняли. В одном преступлении, возможно, не
было убийцы, но у нас два преступления и два трупа – вот что важно.
Последняя фраза Пуаро так ошеломила меня, что я в тревоге
стал к нему приглядываться. Однако вид у него был вполне нормальный. Внезапно
он встал и подошел к окну.
– А вот и он, – заметил Пуаро.
– Кто?
– Мосье Жак Рено. Я послал записку на виллу и попросил
его прийти сюда.
Это сообщение сразу изменило ход моих мыслей, и я спросил
Пуаро, знает ли он, что Жак Рено в ночь убийства приезжал в Мерлинвиль. Я
надеялся наконец-то застать врасплох моего проницательного друга, но он, как
всегда, оказался во всеоружии. Разумеется, он тоже навел справки на вокзале.
– Уверен, Гастингс, эта мысль пришла в голову не только
нам с вами. Наш славный Жиро тоже наверняка побывал там.
– Но вы же не думаете… – начал было я и
запнулся. – О нет, страшно подумать!
Пуаро испытующе на меня взглянул, но я не сказал больше ни
слова. Меня вдруг пронзила ужасная мысль: в этом деле замешаны прямо или
косвенно семь женщин – мадам Рено, мадам Добрэй и ее дочь, таинственная ночная
гостья и трое служанок и всего один мужчина – старый Огюст не в счет – Жак
Рено. А могилу мог вырыть только мужчина!
