– Обстоятельства складываются весьма неблагоприятно для
мосье Жака, – заметил Пуаро. – Вы ведь понимаете это?
Она твердо взглянула на него.
– Я не ребенок, мосье. У меня достанет мужества
смотреть фактам в лицо. Он невиновен, и мы должны спасти его, – сказала
она с отчаянной решимостью, потом, нахмурившись, замолчала, погруженная в свои
мысли.
– Мадемуазель, – начал Пуаро, проницательно глядя
на нее, – может быть, вы что-нибудь утаили, о чем сейчас могли бы
рассказать?
Она кивнула с растерянным видом.
– Да, вы правы, только я не знаю, поверите ли вы мне.
Это очень странно…
– И все-таки расскажите, пожалуйста.
– Ну так вот. Мосье Жиро послал за мной, ему взбрело в
голову, что, может быть, я смогу опознать того человека. – Она кивнула в
сторону сарая. – Нет, я его никогда не видела прежде. Во всяком случае,
так мне тогда показалось. Но потом я все думала…
– И что же?
– Это может быть совсем не то, однако я почти уверена…
Хорошо, я расскажу. В тот день, когда убили мосье Рено, утром я гуляла здесь, в
саду. Вдруг слышу громкие мужские голоса, точно кто-то ссорится. Я раздвинула
кусты и увидела мосье Рено и какого-то бродягу, страшного, в грязных лохмотьях.
Он то канючил, то как будто угрожал мосье Рено. Я догадалась, что он требует
денег. Тут меня позвала maman, и я вынуждена была уйти. Вот и все, только… я
почти уверена, что покойник в сарае – это и есть тот бродяга.
– Почему же вы сразу не рассказали об этом,
мадемуазель? – вскричал Пуаро.
– Потому что сначала мне показалось, что его лицо
кого-то смутно мне напоминает. Он ведь был одет совсем по-другому и, судя по
одежде, явно принадлежит к сословию людей состоятельных.
Тут девушку кто-то окликнул.
– Maman, – шепнула Марта. – Мне надо идти.
И она быстро скользнула за деревья.
– Пойдемте, – сказал Пуаро, беря меня под руку, и
направился к вилле «Женевьева».
– Ну и что вы об этом думаете? – спросил я,
снедаемый любопытством. – Правду ли она нам рассказала или придумала эту
историю, чтобы отвести подозрение от своего возлюбленного?
– История интересная, – сказал Пуаро, – но я
уверен, девушка сказала нам чистую правду. Мадемуазель Марта нечаянно сказала
правду и о Жаке Рено, тем самым изобличив его во лжи. Вы помните, как он
замялся, когда я спросил его, видел ли он Марту Добрэй в ночь убийства? Он
помолчал, потом сказал «да». Я заподозрил, что он лжет. Поэтому и хотел
повидать мадемуазель Марту, пока он не успел предупредить ее. Всего три слова,
и я узнал то, что хотел. Когда я спросил ее, знает ли она, что Жак Рено был
здесь в ту ночь, она ответила: «Да, он говорил мне». А теперь, Гастингс,
скажите, что делал здесь Жак Рено в тот роковой вечер? Если он не виделся с
мадемуазель Мартой, то с кем же он виделся?
– Нет, Пуаро, – вскричал я, охваченный
ужасом, – неужели вы верите, что этот мальчик убил своего отца!
– Mon ami, – отвечал Пуаро, – вы неисправимый
идеалист! Мне известны случаи, когда женщины убивали своих детей, чтобы
получить страховку! После этого всему поверишь.
– Ну хорошо, а мотив?
– Деньги, разумеется. Вспомните, ведь Жак Рено думал,
что после смерти отца он получит половину его состояния.
– А бродяга? Как быть с ним?
Пуаро пожал плечами.
– Жиро, конечно, скажет, что это соучастник, бандит,
который помог молодому Рено совершить преступление и которого тот потом убрал.
– А как же волос на черенке ножа? Женский волос?
– О! – воскликнул Пуаро, улыбаясь во весь
рот. – В этом-то вся соль. Ведь Жиро надеется сыграть с нами злую шутку.
Он уверен, что это вовсе и не женский волос. Вспомните, как носят волосы
нынешние молодые люди, – они зачесывают их ото лба назад, напомаживают,
брызгают туалетной водой, чтобы они лежали гладко. А для этого волосы должны
быть довольно длинные.
– Так вы разделяете точку зрения Жиро?
– Нет, – ответил Пуаро, загадочно улыбаясь. –
Я уверен, что это волос женщины. Более того, я знаю, кому он принадлежит.
– Мадам Добрэй, – уверенно заявил я.
– Возможно, – сказал Пуаро, насмешливо глядя на
меня.
На этот раз я сдержался и не подал виду, что уязвлен
снисходительным тоном моего друга.
– Что мы собираемся здесь делать? – спросил я,
когда мы вошли в холл виллы «Женевьева».
– Хочу осмотреть вещи мосье Жака Рено, потому и отослал
его на несколько часов.
Аккуратно, не торопясь, Пуаро выдвигал ящик за ящиком,
просматривал их содержимое и снова все укладывал точно на прежнее место. На
редкость нудное занятие. Пуаро рылся в воротничках, пижамах и носках.
Мурлыкающий звук автомобильного двигателя привлек мое внимание, и я выглянул в
окно. Сонное оцепенение мгновенно слетело с меня.
– Пуаро! – закричал я. – Подъехал автомобиль.
Там Жиро, Жак Рено и двое жандармов.
– Sacre tonnerre!
[66]
– буркнул
Пуаро. – Скотина Жиро, не мог повременить! Не успею теперь как следует
уложить вещи в последний ящик. Помогите же мне!
Он бесцеремонно вытряхнул вещи прямо на пол. Это были в
основном галстуки и носовые платки. Внезапно радостно вскрикнув, Пуаро поднял
небольшой картонный квадратик, очевидно, фотографию. Сунув его в карман, он
кое-как побросал все обратно в ящик и, схватив меня за руку, потащил из комнаты
вниз по лестнице. В холле стоял Жиро, внимательно рассматривая арестованного.
– Добрый день, мосье Жиро, – сказал Пуаро. –
Что тут у вас?
Жиро кивнул на Жака.
– Пытался удрать, но меня не проведешь. Арестован по
подозрению в убийстве своего отца, мосье Поля Рено.
Пуаро обернулся и посмотрел на молодого человека, который
стоял, безвольно привалившись к двери. Лицо у него было пепельно-серое.
– Что скажете на это, jeune homme?
[67]
Жак Рено смотрел на него, точно не узнавая.
– Ничего, – вяло проронил он.
Глава 19
Я напрягаю свои серые клеточки
Меня точно громом поразило. До последней минуты я не мог
заставить себя поверить в виновность Жака Рено. Когда Пуаро обратился к нему, я
ожидал, что он с негодованием отвергнет все обвинения. А он стоит у стены,
белый как мел, безвольно обмякший, и с его губ срывается это убийственное
«Ничего»! Как тут не поверить…
