– Напрягите ваши серые клеточки, охватите мысленным взором
все дело целиком, и вы сами догадаетесь.
Пуаро нередко давал мне такие дразнящие, как я их называл,
ответы.
Не дожидаясь, пока я что-нибудь соображу, он снова
заговорил:
– Пойдемте на берег, сядем там где-нибудь, полюбуемся
взморьем и подумаем о нашем деле. Разумеется, я могу рассказать вам все, что
мне известно, но предпочел бы, чтобы вы сами докопались до истины – не все же
мне водить вас за ручку.
Мы устроились на поросшем травой холме, откуда открывался
вид на море.
– Думайте, мой друг, думайте, – ободряюще сказал
Пуаро. – Приведите в порядок свои мысли. Действуйте методически, подчините
процесс мышления строгой дисциплине. В этом секрет успеха.
Честно стараясь внять наставлениям моего друга, я принялся
перебирать в уме и сопоставлять все подробности этого запутанного дела.
Внезапно я вздрогнул – некая догадка с ошеломляющей ясностью вспыхнула в моем
сознании. Мысль лихорадочно заработала, строя мою собственную гипотезу.
– Вижу, вам уже пришла в голову какая-то интересная
мысль, mon ami! Превосходно. Мы делаем успехи.
Я приподнялся и раскурил трубку.
– Пуаро, – сказал я, – похоже, мы с вами
кое-что проглядели. Говорю «мы», хотя точнее было бы сказать «я». Однако вы
сами виноваты с вашей вечной манерой скрытничать. Итак, повторяю, мы кое-что
проглядели. В этом деле замешан некто, о ком мы совсем забыли.
– И кто же он? – спросил Пуаро. Глаза его весело
поблескивали.
– Жорж Конно!
Глава 20
Еще одно поразительное открытие
Не успел я опомниться, как Пуаро пылко обнял меня и
запечатлел на моей щеке поцелуй.
– Enfin!
[69]
Наконец-то сообразили! А
главное – самостоятельно. Превосходно! Продолжайте, вы на правильном пути.
Несомненно, мы совершили непростительную ошибку – забыли о Жорже Конно.
Я был так польщен похвалами моего друга, что никак не мог
собраться с мыслями. Наконец, сделав над собой усилие, я сказал:
– Жорж Конно исчез двадцать лет назад, однако у нас нет
оснований предполагать, что он умер.
– Aucunement,
[70]
– согласился
Пуаро. – Продолжайте, пожалуйста.
– Поэтому будем исходить из того, что он жив…
– Совершенно верно.
– …или был жив до недавнего времени.
– Браво, Гастингс! De mieux en mieux!
[71]
– Предположим, – продолжал я, все более
воодушевляясь, – жизнь его не задалась, он впал в нужду, стал
преступником, грабителем, бродягой – не знаю, кем еще. Случай занес его в
Мерлинвиль. Здесь он встречает женщину, которую никогда не переставал любить.
– Так-так! Весьма романтично, – насторожился
Пуаро.
– От любви до ненависти – один шаг, – припомнил я
избитую истину. – Как бы то ни было, Жорж Конно встречает свою бывшую
возлюбленную, которая живет здесь под чужим именем, и узнает, что у нее есть
любовник – некий Рено, англичанин. Жорж Конно кипит злобой, он не забыл, как с
ним обошлись. Он затевает ссору с Рено, подстерегает его, когда тот идет к
своей любовнице, и убивает ударом ножа в спину. Испугавшись того, что он
натворил, Конно принимается рыть могилу. Тут, вероятно, мадам Добрэй выходит
встретить любовника. Она сталкивается с Конно, и между ними происходит
душераздирающая сцена. Он тащит ее в сарай, но с ним внезапно случается
припадок эпилепсии, и он умирает. Предположим, в это время появляется Жак Рено.
Мадам Добрэй рассказывает ему о своем прошлом, упирая главным образом на то,
как ужасно скажется оно на будущности ее дочери, если станет достоянием
гласности, и внушает ему, что спасение только в одном – спрятать концы в воду.
Жак Рено, видя, что убийца его отца мертв, соглашается. Он идет к матери и
убеждает ее помочь им. Мадам Рено ничего не остается, как позволить связать
себя. Остальное нам известно. Ну как, Пуаро, что вы скажете на это? –
бросил я, небрежно развалясь. Меня просто распирало от гордости.
Пуаро в раздумье разглядывал меня.
– Кажется, вам самое время заняться сочинением драм для
синематографа, mon ami, – сказал он наконец.
– Вы хотите сказать…
– То, что вы мне сейчас рассказали, – это же
добротный фильм, не имеющий, однако, к реальной жизни никакого отношения.
– Согласен, я не отработал подробности, но…
– Более того, вы вообще выказали к ним великолепное
пренебрежение. Стоит ли обращать внимание на какие-то мелочи, на то, например,
как одеты покойники? Вы полагаете, очевидно, что, заколов свою жертву, Конно
снял костюм с мосье Рено, переоделся в него, а потом снова воткнул нож ему в
спину?
– Но какое это имеет значение? – бросил я
раздраженно. – Он мог, например, еще раньше, пригрозив мадам Добрэй,
получить у нее одежду и деньги.
– Пригрозив ей, да? Вы что, всерьез настаиваете на этой
версии?
– Разумеется. Он пригрозил ей, что разоблачит ее перед
Рено. А это означает, что рушатся надежды на брак ее дочери.
– Вы ошибаетесь, Гастингс. Он не мог шантажировать ее,
ибо все козыри были у нее на руках. Вспомните, ведь Жорж Конно и по сей день
разыскивается за убийство. Одно ее слово – и он отправится прямо на гильотину.
Я был вынужден, правда с большой неохотой, согласиться с
Пуаро.
– В вашу версию, – язвительно заметил я, –
эти детали, разумеется, вписываются как нельзя лучше?
– Моя версия не грешит против истины, – спокойно
ответил Пуаро. – Поэтому в нее укладываются все подробности этого дела. А
вот вы в ваших рассуждениях допускаете существенные ошибки. Все эти тайные
полночные свидания, любовные страсти – плод вашего воображения, которое заводит
вас бог знает куда. Расследуя преступление, мы не должны выходить за рамки
обыденной жизни. Хотите, я продемонстрирую вам свои методы?
– О, прошу вас, сделайте одолжение!
Пуаро выпрямился и начал говорить, сопровождая свою речь
энергическими жестами:
– Начну, как и вы, с личности Жоржа Конно. Итак,
установлено, что версия с участием таинственных русских, выдвинутая в суде
мадам Берольди, – чистейшая выдумка, состряпанная ею, и только ею, в том
случае, конечно, если она не была соучастницей преступления. Если же она
виновна в соучастии, то эту версию могла сочинить как она, так и Жорж Конно.
