– Полиция… полиция, – проворчала Франсуаза. –
Вот уж не думала, что придется иметь дело с полицией. Да ладно, знаю я, кто
она. Это мадам Добрэй.
Комиссар ахнул от неожиданности и даже подался вперед, всем
своим видом выражая крайнее изумление.
– Мадам Добрэй? Вилла «Маргерит», что тут рядом?
– А я что говорю. Очень даже приятная дамочка.
Старуха презрительно вскинула голову.
– Мадам Добрэй, – бормотал комиссар. – Просто
немыслимо!
– Voilà, – проворчала Франсуаза. – Вот
и говори вам после этого правду.
– Да нет, что вы, – поспешил ее успокоить
следователь. – Нас просто удивило ваше сообщение, вот и все. Мадам Добрэй
и мосье Рено, они что же, э-э?… – Тут он деликатно замялся. – А?
Наверное, так и было?
– Откуда мне знать? Впрочем, что ж тут удивительного?
Мосье ведь был milord anglais – trиs riche,
[25]
а мадам Добрэй,
она еле концы с концами сводила, но trиs chie,
[26]
хотя они с
дочерью живут очень скромно. Но меня не проведешь, это женщина с прошлым!
Теперь она, правда, уже в летах, но, ma foi,
[27]
еще хоть куда!
Сама не раз видела, как мужчины на нее заглядываются. А в последнее время она –
все в городе это заметили – в расходах не стесняется, видно, денежки-то
завелись. А ведь было время, каждую копейку считали.
Франсуаза тряхнула головой с видом совершенной уверенности в
своей правоте.
Мосье Отэ в задумчивости поглаживал бородку.
– А мадам Рено, – заговорил он наконец, – как
она относилась к этой… дружбе?
Франсуаза пожала плечами.
– Она ведь всегда уж такая вежливая, такая
обходительная… Говорят, она ничего и не подозревает. И все-таки сердце-то, оно
ведь все чувствует, как вы думаете, мосье? День ото дня мадам все худеет да
бледнеет у меня на глазах. Теперь уж она совсем не та, что месяц назад, когда
они приехали сюда. Мосье тоже очень изменился. Точно его что-то мучило. И
нервный стал – вот-вот сорвется. А чему тут удивляться – такие странные
отношения… Ни выдержки, ни благоразумия. Одно слово – style anglais!
[28]
Я от возмущения аж подпрыгнул на стуле, но следователь как
ни в чем не бывало продолжал допрос, не удостоив внимания выпад Франсуазы.
– Так вы говорите, мосье Рено сам проводил мадам
Добрэй? Значит, она ушла?
– Да, мосье. Я слышала, как они вышли из кабинета и
подошли к парадной двери. Мосье пожелал ей доброй ночи и запер дверь.
– В котором часу это было?
– Минут двадцать пять одиннадцатого, мосье.
– А когда мосье Рено пошел спать, вы не знаете?
– Минут через десять после нас. Эта лестница такая
скрипучая, всегда слышно, когда кто-нибудь поднимается или спускается.
– Что же было потом? Ночью вы ничего не слышали?
– Совсем ничего, мосье.
– Кто из прислуги раньше всех спустился вниз утром?
– Я, мосье. И сразу увидела распахнутую дверь.
– А окна, они все были закрыты?
– Да, мосье. Все было в порядке, ничего
подозрительного.
– Хорошо, Франсуаза, можете идти.
Старуха зашаркала к дверям. На пороге она обернулась.
– Скажу вам одну вещь, мосье. Эта мадам Добрэй скверная
женщина! Да-да, мы, женщины, лучше знаем друг друга. Это недостойная особа,
попомните мои слова.
Покачивая головой с важным видом, Франсуаза удалилась.
– Леони Улар, – вызвал следователь.
Леони появилась на пороге, заливаясь слезами, чуть ли не в
истерике. Но мосье Отэ оказался на высоте и весьма ловко справился с рыдающей
девицей. Она только и твердила о том, как увидела связанную мадам с кляпом во
рту, но зато уж живописала эту сцену с истинным драматизмом. Ночью же она, как
и Франсуаза, ничего не слышала.
Потом пришла очередь ее сестры Дениз, которая подтвердила,
что хозяин, мосье Рено, разительно изменился в последнее время.
– С каждым днем он становился все угрюмее, потерял
аппетит. Всегда был в дурном настроении.
У Дениз была своя версия преступления:
– Тут и думать нечего, с ним расправилась мафия! Эти двое
в масках, кто они, как вы думаете? Ужас что творится в мире!
– Возможно, вы и правы, – невозмутимо заметил
следователь. – А теперь скажите мне, милочка, это вы вчера открывали дверь
мадам Добрэй?
– Не вчера, мосье, а позавчера.
– А как же Франсуаза сказала, что мадам Добрэй была
здесь вчера?
– Нет, мосье. Действительно, вчера мосье Рено посетила
дама, но это была вовсе не мадам Добрэй.
Удивленный следователь выспрашивал и так и этак, но Дениз
твердо стояла на своем. Она прекрасно знает мадам Добрэй. Та дама, что
приходила вчера, правда, тоже брюнетка, но ниже ростом и гораздо моложе.
Переубедить девушку было невозможно.
– Вам раньше приходилось видеть эту даму?
– Нет, мосье, – сказала она и добавила неуверенно:
– И еще, мне кажется, она англичанка.
– Англичанка?
– Да, мосье. Она спросила мосье Рено на очень хорошем
французском, но акцент… пусть самый легкий, всегда выдает иностранцев. К тому
же, когда они выходили из кабинета, они говорили по-английски.
– И вы слышали, о чем они говорили? Я хочу сказать, вы
поняли что-нибудь?
– О, я хорошо говорю по-английски, – с гордостью
ответила Дениз. – Правда, эта дама говорила слишком быстро, и я не
ухватила смысла, но последние слова мосье Рено, которые он сказал, открывая
дверь, я поняла.
Девушка помолчала, потом старательно, с трудом выговаривая
слова, произнесла по-английски:
– Да-а… да-а… но, рати боога, идите сечас!
– Да, да, но, ради бога, сейчас уходите! –
повторил следователь.
Он отпустил Дениз и, поразмыслив немного, снова вызвал
Франсуазу. Он спросил ее, не могла ли она ошибиться, точно ли мадам Добрэй
приходила вчера. И тут Франсуаза выказала удивительное упрямство. Вот именно
что мадам Добрэй была здесь вчера. И сомневаться тут нечего, конечно, это была
она. А Дениз просто-напросто выставляется тут перед вами, voilà tout!
[29]
И про иностранную даму она все сама сочинила. Хочет показать,
что тоже не лыком шита – английский знает! Наверное, мосье и вообще ничего не
говорил по-английски, а если и говорил, это ничего не доказывает, ведь мадам
Добрэй отлично болтает по-английски, а с мосье и мадам Рено она только
по-английски и разговаривает.
