– Так-то оно так, – произнес мосье Отэ с сомнением
в голосе, – но с сыном мосье Рено, похоже, обошелся несправедливо, ведь он
поставил его в полную зависимость от матери. Если она снова выйдет замуж и ее
муж будет иметь власть над нею, парень может не получить ни гроша из отцовских
денег.
– Людям вообще свойствен эгоцентризм. Мосье Рено,
вероятно, вообразил, что его вдова уже никогда больше не выйдет замуж. Ну а что
касается сына, возможно, это весьма разумная предосторожность – оставить деньги
в руках матери. Сынки богачей – известные повесы.
– Может быть, вы и правы. А теперь, мосье Пуаро, вы,
конечно, хотели бы осмотреть место преступления. К сожалению, тело убрали, но,
разумеется, были сделаны фотографии в разных ракурсах. Вам их принесут, как
только они будут готовы.
– Благодарю, мосье, вы очень любезны.
Комиссар поднялся из-за стола:
– Прошу вас следовать за мной, господа. – Он
отворил дверь и отвесил церемонный поклон Пуаро, пропуская его вперед.
Пуаро со свойственной ему галантностью отступил назад и
поклонился комиссару.
– Прошу вас, мосье.
– Только после вас, мосье.
Наконец им обоим все-таки удалось протолкнуться в холл.
– А там, очевидно, его кабинет, hein?
[31]
–
спросил вдруг Пуаро, кивнув на одну из дверей.
– Да. Хотите осмотреть?
Комиссар отворил дверь. Мы вошли.
Комната, которую мосье Рено выбрал для себя, хоть и
небольшая, была меблирована с большим вкусом и очень уютна. У окна письменный
стол с многочисленными ящичками и отделениями для бумаг, камин, перед ним
глубокие кожаные кресла и круглый стол с книгами и свежими журналами.
Пуаро помедлил минуту, рассматривая комнату, потом подошел к
креслам, провел рукой по спинкам, взял журнал со стола, осторожно провел
пальцем по полке дубового буфета. Лицо его выразило совершенное удовлетворение.
– Что, пыли нет? – спросил я лукаво.
Он улыбнулся мне в ответ, оценив мое знание его маленьких
слабостей.
– Ни пылинки, mon ami! А жаль, на этот раз – жаль!
Его острый ястребиный взгляд мигом облетел комнату.
– А! – произнес он вдруг со вздохом
облегчения. – Коврик перед камином завернулся! – С этими словами
Пуаро нагнулся, чтобы расправить его.
Внезапно у него вырвалось удивленное восклицание, и он
быстро выпрямился. В руке у него был маленький обрывок розовой бумаги.
– Что во Франции, что в Англии, – сказал
он, – везде одно и то же – прислуга ленится выметать из-под ковров.
Бекс взял у него из рук бумажку, а я подошел поближе, чтобы
рассмотреть ее.
– Догадываетесь, Гастингс, что это, а?
Я озадаченно помотал головой, но характерный розовый цвет бумаги
что-то мне напоминал.
Оказалось, комиссар соображает быстрее меня.
– Обрывок чека! – вскричал он.
На клочке размером около двух квадратных дюймов чернилами
было написано «Дьювин».
– Bien!
[32]
– сказал Бекс. – Этот
чек был выписан на имя некоего Дьювина или же подписан им.
– Скорее первое, мне кажется, – сказал
Пуаро. – Ибо, если я не ошибаюсь, это почерк мосье Рено.
Догадка Пуаро подтвердилась, когда мы сравнили его с
завещанием, лежащим на столе.
– Боже мой, – удрученно пробормотал
комиссар, – не могу понять, как я проглядел этот чек!
Пуаро засмеялся.
– Отсюда мораль – всегда заглядывай под коврики! Мой
друг Гастингс может подтвердить: малейший непорядок в чем бы то ни было – для
меня сущая пытка. Когда я увидел загнувшийся край коврика, я сказал себе: «Tiens!
[33]
Сбился, когда отодвинули кресло». А что, если наша добрая
Франсуаза недоглядела, подумал я, и там что-нибудь да найдется.
– Франсуаза?
– Ну или Дениз, Леони, все равно, тот, кто убирал
комнату. Судя по тому, что пыли нет, убирали явно сегодня. Эти наблюдения
позволяют представить себе, что здесь произошло. Вчера – вероятно, вечером –
мосье Рено выписывает чек на имя некоего Дьювина. Потом чек рвут и клочки
бросают на пол, а сегодня утром…
Не успел Пуаро договорить, а мосье Бекс уже нетерпеливо
дергал шнур звонка.
Тут же явилась Франсуаза: да, на полу валялись бумаги. Куда
она их дела? Конечно же, бросила в печь на кухне. Куда ж еще?
Выразив жестом крайнюю степень отчаяния, Бекс отпустил ее.
Внезапно лицо его просветлело, он бросился к столу. И вот он уже листает
чековую книжку покойного. И снова жест отчаяния – корешок последнего чека не
заполнен.
– Мужайтесь! – воскликнул Пуаро, похлопывая его по
спине. – Мадам Рено наверняка сможет пролить свет на этого таинственного
Дьювина.
Комиссар немного приободрился.
– Да, правда. Ну что ж, продолжим.
Когда мы выходили из кабинета, Пуаро спросил как бы между
прочим:
– А что, мосье Рено вчера вечером принимал свою гостью
здесь, а?
– Да, именно здесь, а как вы узнали?
– А вот как – с помощью этого пустяка. Я нашел его на
спинке кресла. – Двумя пальцами Пуаро держал длинный черный волос –
женский волос!
Мосье Бекс вывел нас через заднюю дверь к небольшому сараю,
примыкающему к дому, достал из кармана ключ и отпер его.
– Тело здесь. Как раз перед вашим приездом мы перенесли
его сюда; фотограф ведь уже все отснял.
Он распахнул дверь, и мы вошли. Убитый лежал на полу. Мосье
Бекс проворно сдернул с трупа простыню. Мосье Рено был среднего роста,
худощавый и стройный. Выглядел он лет на пятьдесят, волосы черные, с сильной
проседью, лицо тщательно выбрито, нос длинный, тонкий, довольно близко
посаженные глаза; кожа сильно загорелая, как у человека, который большую часть
жизни провел под тропическим солнцем, зубы оскалены, и на мертвом лице застыло
выражение крайнего изумления и ужаса.
– По его лицу сразу видно, что удар был нанесен
неожиданно, – заметил Пуаро.
Он с величайшей осторожностью перевернул тело. На светлом
песочного цвета плаще как раз между лопатками расплылось круглое темное пятно с
продолговатым разрезом посередине. Пуаро принялся внимательно разглядывать
тело.
