– Да, действительно, где же рассказ? В конверте только письмо, которое я вам прочел.
– Поскольку это достойное сочинение, вероятно, существовало лишь в его воображении, я не вижу ничего, что еще могло бы меня здесь задержать, – заключил Лестрейд.
Не успел полицейский распахнуть дверь кабинета, как столкнулся с двумя клерками, которые держали несколько огромных пакетов.
– Куда положить это, мэтр? – спросил первый. Нотариус удивленно вскинул брови.
– Пища, доставленная по заказу мистера Холмса, – объявил один из клерков. – А рассыльный принес еще приложение к завещанию.
– И конверт, адресованный лично вам, – добавил второй, вздыхая под грузом своей ноши.
Майкрофт Холмс и я обменялись озадаченными взглядами. Поскольку нотариус, похоже, ничего не понимал, первый клерк продолжил:
– Рассыльный сказал, что вы в курсе и что вы ожидаете этот конверт, мэтр.
– Да, конечно, в определенном смысле.
Он указал на лакированный стол из красного дерева рядом с дверью.
– Положите туда пакеты и конверт и подайте мне это пресловутое приложение.
Клерки сложили объемные свертки и исчезли.
Лестрейд, ворча, вернулся в свое кресло. Мэтр Олборн вскрыл конверт.
Нашему взору предстала рукопись не менее чем из тысячи страниц. Мне стало понятно, почему Шерлок Холмс написал в своем завещании: «Чтение может затянуться, поэтому я взял на себя смелость заказать для вас еду и напитки, чтобы поддержать ваши силы».
Нотариус с печальным видом приподнял рукопись на ладони, будто взвешивая ее, и не смог сдержать тяжелого вздоха, оценив объем предстоящей работы. Он посмотрел на часы.
– Ну раз уж такова его последняя воля…
Майкрофт Холмс указал взглядом на свертки с едой и напитками, которые заняли весь стол.
– Мы ведь никуда не спешим. И с голоду уж точно не умрем.
Лестрейд раздосадованно пожал плечами. Судя по выражению его лица, настроение у него было прескверное.
Мэтр Олборн снова надел пенсне и сделал глубокий вдох.
– «Ужас над Лондоном», сочинение доктора Джона X. Ватсона…
Я подскочил на своем кресле.
– Моя рукопись!
– Вам знаком этот документ, мистер Ватсон?
– Конечно! Это моя рукопись.
– Она не была опубликована?
– Нет. Шерлок Холмс забрал ее у меня. Он собирался внести изменения. В любом случае в том виде, в каком она была, ее нельзя было публиковать. Многое нужно было переделать, а что-то и вовсе удалить…
Мэтр Олборн снова с уважением посмотрел на увесистый труд.
– Вот это все меняет. Неизданное приключение великого детектива. Чтение обещает быть захватывающим.
Лестрейд не разделял его бурного энтузиазма.
– Эта рукопись не содержит ничего, что не было издано. Я знаю все истории, на которые вы намекаете. Мы ведь не собираемся снова прочесть о десятках преступлений только из-за того, что такова последняя воля Шерлока Холмса?
– Не о десятках, их всего пятнадцать. Пятнадцать дел, ни больше ни меньше.
– Ну пятнадцать так пятнадцать, раз уж вам так хочется. Но и это слишком много для дел, которые уже раскрыты. Преступники найдены и…
– Вы в этом уверены?
– Разумеется, ведь именно я вел эти расследования.
– Разумеется.
– Более того, я не понимаю, каким образом это сочинение может являться приложением к завещанию Холмса.
– Действительно, – согласился нотариус, – это довольно необычно.
Майкрофт Холмс бросил на Лестрейда пронизывающий взгляд.
– Это последняя воля моего брата. Мы обязаны уважать ее.
Сказав это, он движением руки попросил нотариуса покориться.
Лестрейд скрестил руки на груди, весь его вид свидетельствовал о крайнем раздражении.
– Чем раньше мы начнем, тем скорее закончим!
Мэтр Олборн откашлялся и приступил к чтению рукописи.
3
День повис в сумеречной атмосфере, будто забыв заняться. Зиме не было видно конца. На улице едва можно было вздохнуть. Промозглая стужа сковала Лондон. Глаза краснели, легкие были раздражены, дыхание свистело, все щурились и чихали с утра до вечера. Город наполнился зловонием. Туман стал желтым. Угольная пыль с сахаро-рафинадных заводов и с фабрик Ист-Энда
[1]
придавала строениям погребальный вид, а памятники походили на трубочистов.
С начала холодов в городе было зарегистрировано небывалое число смертей. У Лондона были все шансы побить мрачный рекорд зимы 1886 года, когда 11 500 человек скончались от бронхита, эмфиземы и астмы. Бездомные замерзали десятками. Темза местами покрылась льдом, и сырой холодный ветер гулял по городским улицам.
Даже я, никогда прежде не имевший проблем со здоровьем, не мог до конца излечиться от возвратного тифа.
Обессиленный, я проводил целые дни в нашей квартире в ожидании благоприятных перемен, которые позволили бы мне наконец выйти на улицу. Каждый день моя деятельность ограничивалась описанием приключений моего товарища и чтением модных романов, которые приносил мне мой друг и литературный посредник Лондон Кайл.
В тот вечер я задремал, убаюканный потрескиванием огня в камине и стуком дождя в оконное стекло. Холмс склонился над письменным столом. Он без устали изучал свою картотеку и криминальные архивы.
Мой сон прервал звук колокольчика у входной двери. Почти сразу после этого с лестницы донесся шум торопливых шагов. Мы услышали мужской голос, прерываемый протестами миссис Хадсон:
– … увидеть мистера Холмса… очень срочно…
– Вытрите ноги… вы ведь все перепачкаете…
– Да оставьте меня… нет времени… дело государственной важности…
Внезапно на пороге нашей комнаты возник великолепнейший экземпляр сыщика, запыхавшийся и обливающийся потом, в сопровождении разъяренной миссис Хадсон.
– Этот господин… – начала она.
Лестрейд не слишком учтиво отстранил нашу хозяйку.
– Холмс, побег! Миллбэнк! Сегодня утром!
Мой друг поднял голову и посмотрел на вновь прибывшего.
– Успокойтесь, друг мой. Сядьте поближе к камину и расскажите, что произошло.
Полицейский отряхнулся, как мокрая собака, и плюхнулся в кресло, издав звук упавшей груды влажного белья. Он хотел вытереть лоб рукавом, но в результате еще больше намочил лицо.
