– Заключенный, некий Марк Дьюэн, исчез.
– Когда обнаружили побег?
– Сегодня утром, в начале седьмого. Ночной сторож только ушел, а его дневной коллега приступил к службе. Он обнаружил, что камера номер двадцать четыре пуста, а, дверь заперта. Настоящая загадка.
Лестрейд сделал неопределенный жест рукой. Брызги воды оросили паркет.
– Заключенный будто испарился. Тюрьма Миллбэнк знаменита своей надежностью. Оттуда еще никому не удавалось бежать. Нужно отыскать беглеца. Время не терпит.
Холмс набил трубку свежим табаком и закурил.
– Зачем вы молчали 19 часов, прежде чем сообщить мне об этом?
Полицейский поднялся. Он будто ждал этого вопроса.
– Мы… мы обшарили всю тюрьму сверху донизу, весь день искали улики. Мы рассчитывали допросить ночного сторожа, но он не вышел на службу в шесть часов вечера.
Холмс затянулся и некоторое время внимательно разглядывал завитки дыма, устремившиеся к потолку.
– В таком случае ваша загадка вовсе не загадка. Его спокойствие раздражало полицейского.
– Вы ведь не хотите сказать, что знаете, где находится заключенный?
Следуя привычке, которая многих выводила из себя, мой друг не ответил прямо на вопрос.
– Отбросьте все нереалистические гипотезы, мой дорогой Лестрейд. Разгадка в той версии, которая останется, даже если она покажется вам невероятной.
Лицо «дорогого Лестрейд а» в тот момент выражало изумление и досаду. Что касается меня, то я уже давно потерял способность удивляться чему бы то ни было. Кроме того, мне было хорошо известно, что мой товарищ не даст никакого объяснения, прежде чем не убедится в достоверности своих гипотез.
Холмс встал, потянулся, надел пальто, старательно застегнул его до самого воротника и неторопливо направился к двери. Лестрейд, громко топая, устремился за ним.
Удача улыбнулась нам. Свободный экипаж проезжал мимо дома 22lb именно в тот момент, когда мы из него вышли. Несмотря на проливной дождь и скользкую дорогу, Лестрейд приказал кучеру гнать во весь опор. В течение поездки наш друг тщетно пытался высушить свою одежду, проклиная погоду. Я краем глаза наблюдал за Холмсом. Казалось, он дремал. Но я знал, что мозг его работает в полную силу. Чего бы я только ни отдал, чтобы хоть на мгновение проникнуть в мысли этого невероятного механизма дедукции!
Исправительная тюрьма Миллбэнк стояла на месте крепости, построенной в двенадцатом веке. С зубчатыми башнями, бойницами и стенами из строительного камня, износившимися со временем, она, казалось, выплыла из густых туманов Средневековья. Не хватало только подъемного моста и водяного рва, чтобы дополнить это впечатление средневекового замка.
Нас встретил – если здесь уместно это слово – толстый, неряшливо одетый человек. Мясистые багровые щеки свисали с обеих сторон его тупого лица, почти голый череп походил на тундру, усеянную шальными прядями, колышущимися на ветру. Каждый его жест вызывал волну, сотрясавшую жир на руках и животе. Он нерешительно протянул нам руку, влажную от пота.
– Балтимор Компостел, начальник тюрьмы. Вы не сообщили о своем визите заранее.
Мягко говоря, наше присутствие не вызывало у него энтузиазма. Его блуждающий взгляд походил на взгляд мальчишки, который наделал глупостей и теперь трясется от страха, зная, что его будут ругать. То и дело вытирая пот со лба куском тряпки, которая прежде, видимо, была носовым платком, он быстро пробормотал, едва переводя дух:
– Мы имеем дело с неразрешимой загадкой, мистер Холмс. Этого никак не могло произойти. Еще никто не убегал из Миллбэнк и…
Холмс остановил его движением руки.
– Я знаю, Лестрейд мне уже все рассказал.
– … последствия этого могут быть весьма трагическими, – продолжал человек, не сбавляя темпа. – Заключенные Миллбэнк – самые опасные преступники во всей Англии.
Раз уж на то пошло, почему бы не на всей планете? Мне показалось, что он слегка сгущает краски. Это ведь не первый случай в Англии, когда уголовник сбегал из тюрьмы.
Несмотря на холод, Компостел был потным, как бык. Впрочем, чем дольше я наблюдал за ним, тем большим казалось его сходство с этим животным. Источаемый им мускусный запах лишь усиливал сходство. Его тело окружала тошнотворная дымка, будто он только что вернулся с пахоты. Едва переставляя ноги, он побрел к одной из башен.
– Я провожу вас к камере, из которой он сбежал.
Следуя за ним по мрачным и влажным закоулкам, Холмс обрушил на него шквал вопросов:
– У кого-нибудь была возможность проникнуть в тюрьму этой ночью?
– Нет, это исключено. Наши механизмы безопасности непреодолимы. В Миллбэнк невозможно ни войти, ни выйти из него с 18 часов вечера до 6 часов утра.
– Ну что я вам говорил! – воскликнул Лестрейд, завершив высказывание громким чихом.
– На каждом этаже сторожа, – продолжал Балтимор Компостел, – а решетки запирают снаружи висячими замками. Далее сторож не может выйти. Кроме того, все выходы тюрьмы запираются и находятся под охраной днем и ночью.
– Ночной сторож заметил что-нибудь необычное во время своей смены?
– Мне об этом ничего не известно. Во всяком случае, он не сделал никаких записей в своем реестре.
– Чем он занимался в ночь перед побегом?
– Кажется, он заходил к заключенному в камеру номер двадцать четыре. После этого вернулся на пост охраны. Какое-то время он общался через решетку со сторожем срединного блока, а затем занялся чтением книги при свете свечи и читал до прихода дневного сторожа.
– Что известно о сбежавшем заключенном?
– Некий Марк Дьюэн, тридцати девяти лет, адвокат, осужден на два года за долги.
Холмс озадаченно нахмурил брови.
– За долги? Вы же сказали, что этот человек очень опасен…
Компостел смешался.
– Ну да, то есть нет. Я хотел сказать, что наши преступники в большинстве своем очень опасны. Но ради своей репутации мы должны поймать этого беглеца. Вы понимаете?
Мы понимали это так же хорошо, как и то, что этот человек что-то от нас скрывает.
– Удалось ли вам обнаружить в камере какие-нибудь улики? – спросил Холмс.
Компостел порылся в кармане своей куртки и протянул Холмсу клочок отсыревшей бумаги.
– Да. Эту записку мы нашли на его койке. Мой товарищ громко прочел: «Моя месть будет соизмерима с моими страданиями. Мои мучители познают муки ада. Я разыграю перед ними кровавый до тошноты спектакль. Быть может, тогда они поймут, что мне пришлось пережить». Великолепно. Когда Марк Дьюэн должен был выйти из тюрьмы?
– Через два дня.
