Полицейский продолжал:
– Шерлок всю свою жизнь провел в тени Майкрофта. Насмешки из детства оставили на нем свой отпечаток. Если Шерлок Холмс искал утешения в наркотиках, то лишь по вине Майкрофта.
Последний поднялся и встал перед полицейским. Он был выше его на две головы.
– Вы зашли слишком далеко, Лестрейд.
Майкрофт Холмс метал молнии. Его нижняя губа задрожала на какое-то мгновение, будто он не мог найти слов, чтобы отразить язвительные обвинения. Лестрейд продолжал:
– Но судьба непредсказуема.
Шерлок взял блестящий реванш. И в то время как он сверкал на небосводе и познал все почести прессы и общественности, вы просиживали в клубе «Диоген», окруженный всеобщим равнодушием. Мог ли такой мозг, как ваш, смириться с подобной несправедливостью?
Лицо Майкрофта Холмса стало багровым.
– Вы выдаете придуманное за действительность, старина. Ваши объяснения так же туманны, как лондонский смог. И даже если вы говорите правду, это не делает из меня преступника. Зачем мне было убивать всех этих несчастных?
– Вы один можете ответить на этот вопрос. Когда два монарха объявляют друг другу войну, сколько невинных расплачиваются своими жизнями за жажду убийства своих господ?
Майкрофт постепенно снова стал самим собой – воспитанным и отрешенным.
– С такими ложными аргументами мы все можем быть потенциальными убийцами. И ваши доводы потому еще меньше вызывают доверия, что теперь я знаю, кто убийца.
Предпринял ли Майкрофт отвлекающие действия или действительно раскрыл тайну? Ответ не заставил себя ждать.
Внезапно он направил указательный палец в сторону Уильяма Олборна.
– Я обвиняю вас в совершении описанных выше преступлений!
Нотариус вцепился в подлокотники кресла, его лицо стало бледным, как воск.
– Что?.. Меня?
– Да, вас! Разве вы не были близки с моим братом?
Обвиняемый утвердительно кивнул, но ни один звук не сорвался с его губ.
– Разве вы не говорили доктору Ватсону, что вы страстный поклонник его рассказов?
Нотариус не отвечал. Его взгляд был похож на взгляд загнанного зверя.
Глава тайных служб пустил в ход весь свой дар убеждения. Человек, который мгновение до того был обвиняемым, превратился в уверенного обвинителя.
– Вы сами признались, что ваша работа не слишком вам нравится. Вот что вы сказали: «Я родом из старинной династии нотариусов. Будучи старшим, я перенял дело своего отца, как он в свое время продолжил дело его отца. Это одно из преимуществ, но и недостатков старшинства. Мой отец, видите ли, не позволил мне выбрать другую карьеру! А мне хотелось стать художником или писателем. И вот я провожу дни напролет в полной бездеятельности. К счастью, ваши книги позволяют мне время от времени развеять скуку».
Мэтр Олборн, который явно не привык находиться на скамье подсудимых, оказался беззащитным перед атакой Майкрофта Холмса.
Сцена стала слишком бурной, и я решил защитить адвоката.
– Тысячи людей залпом читают рассказы о похождениях Шерлока Холмса, но при этом не являются убийцами.
– Конечно, но кто интересуется этими детективными сочинениями? Кроме того, мы знаем, что мэтр Олборн был одним из первых клиентов моего брата. И у него была возможность изучить его методы.
Я запротестовал:
– Вашим объяснениям не хватает основного элемента, мистер Холмс.
– Ах да? Какого же?
– Мотива убийств.
– Ну, доктор Ватсон, это ведь очевидно. Мэтр Олборн убивал всех этих людей, чтобы скоротать время. Разве есть лучшее средство развеять скуку?
– Вы это серьезно?
– Нет.
Лицо мэтра Олборна выражало ужас и оцепенение.
– Тогда зачем же вы накинулись на нашего несчастного друга?
– Я уже сказал. При помощи ложных аргументов и толики недоверия всегда можно обвинить кого угодно. Не так ли, Лестрейд?
Полицейский сделал жест рукой, который мог означать: «Признаю, вы победили».
Послужив подопытным кроликом для этого необычного эксперимента, нотариус начал приходить в себя.
– Так вы не рассматривали меня в качестве возможного убийцы? – спросил он, все еще находясь под действием шока.
– Ну конечно, нет. Вы – последний, кого можно подозревать.
Майкрофт Холмс потянулся, не спуская глаз с нотариуса.
– В обмен на это мне интересно узнать ваше мнение об этом деле.
– Хорошо, в отличие от того, что вы говорили в своей… обвинительной речи, я не слишком умею разгадывать подобные тайны. Я – прилежный читатель приключений Шерлока Холмса, но я позволяю заинтриговать себя и не пытаюсь проверить свои силы. Иногда во мне рождается смутное предчувствие, но не более того.
– А что говорит ваше смутное предчувствие в нашем случае?
– Это сложный вопрос. Я не хотел бы начинать с беспочвенных рассуждений. Я стремлюсь сохранять нейтралитет, – сказал Олборн.
– Одно другому не мешает.
Нотариус поразмыслил мгновение, будто взвешивая каждое слово.
– Наверняка моя мысль покажется вам странной. В ней проявится неизвестная вам сторона моей личности. Но я считаю, что все эти преступления имеют сверхъестественную основу.
– Вы не единственный, кто придерживается такого мнения. Но что заставляет вас так полагать?
– _Собранные воедино детали. Начать хотя бы с личности беглеца из Миллбэнк. Разве мог такой трусливый человек совершить эти преступления без внешнего стимула?
– По вашему мнению, этот «стимул» исходил от дьявола?
– Возможно. Многие свидетели сообщили, что видели его в тех местах, куда нельзя было ни войти, ни выйти. Запертый склеп, в котором нашли распятую малышку, комната леди Сен-Джеймс, запертая комната младенца судьи Ричмонда…
– Вы верите в дьявола?
– Не совсем, но признайте, что все это несколько смущает.
Мэтр Олборн надел пенсне, чем положил конец этому отступлению.
– Послушаем продолжение рассказа Шерлока Холмса.
52
Тайна убийства молодого Джеймса Пикокса оставалась также нераскрытой.
Его отец, хирург Джон Пикокс, обнаружил бездыханное тело сына на собственном столе для вскрытий.
Откуда я узнал об этом преступлении? Из анонимного письма, полученного на Бейкер-стрит. Почерк шокировал меня. Он не поддавался никакому объяснению и, казалось, нарушал самые элементарные правила графологии. Почерк мог принадлежать мужчине, но написание одних и тех же букв варьировалось раз от разу, будто письмо было написано несколькими людьми. Некоторые буквы доставили мне немало хлопот. Иногда буква «т» имела наклонную черту, направленную вверх, а иногда эта черточка была очень короткой, и буква становилась похожей скорее на знак. Однако я знал, что эту букву почти невозможно подделать. Было маловероятно, чтобы ее форма менялась в пределах такого короткого текста.
