— Сядь, — попросил корсара Асад. — Я был несправедлив к тебе.
— Ты — истинный фонтан и источник мудрости, о господин мой, и твои слова — подтверждение тому, — возразил Сакр аль-Бар. Он снова сел, скрестив ноги. — Признаюсь тебе, что, оказавшись во время этого плавания вблизи берегов Англии, я решил высадиться и схватить одного негодяя, который несколько лет назад жестоко оскорбил меня. Я хотел расквитаться с ним. Но я сделал больше, нежели намеревался, и увёл с собой не одного, а двух пленников. Эти пленники… — продолжал он, полагая, что теперешнее настроение паши как нельзя более благоприятствует тому, чтобы высказать свою просьбу. — Эти пленники не были отправлены в баньо с остальными невольниками. Они находятся на борту захваченной мною каракки.
— И почему же? — спросил Асад, на сей раз без всякой подозрительности.
— Потому, господин мой, что в награду за службу я хочу просить у тебя одной милости.
— Проси, сын мой.
— Позволь мне оставить этих пленников себе.
Асад слегка нахмурился. Он любил корсара и хотел ублажить его, но, помимо его воли, жгучий яд, влитый Фензиле в его душу, вновь напомнил о себе.
— Считай, что моё разрешение ты получил. Но не разрешение закона, ибо он гласит, что ни один корсар не возьмёт из добычи даже самую малость ценой в аспер до того, как добычу поделят, — прозвучал суровый ответ.
— Закон? — удивился Сакр аль-Бар. — Но закон — это ты, о благородный господин мой!
— Это не так, сын мой. Закон выше паши, и паша должен повиноваться ему, дабы быть достойным своего высокого положения. И закон распространяется на самого пашу, даже если он лично участвовал в набеге. Твоих пленников следует немедленно отправить в баньо к остальным невольникам и завтра утром продать на базаре. Проследи за этим, Сакр аль-Бар.
Корсар непременно возобновил бы свои просьбы, не заметь он выжидательного взгляда Марзака, горящего нетерпением увидеть погибель противника. Он сдержался и с притворным равнодушием склонил голову.
— В таком случае назначь за них цену, и я сейчас же заплачу в казну.
Но Асад покачал головой:
— Не мне назначать им цену, а покупателям, — возразил он. — Я мог бы оценить их слишком высоко, что было бы несправедливо по отношению к тебе, или слишком низко, что было бы несправедливо по отношению к тем, кто пожелал бы купить их. Отправь пленников в баньо.
— Будет исполнено, — скрывая досаду, сказал Сакр аль-Бар; он не осмеливался далее упорствовать в своих притязаниях.
Вскоре корсар отправился выполнять распоряжение паши. Однако он приказал поместить Розамунду и Лайонела отдельно от других пленников до начала утренних торгов, когда им поневоле придётся занять место рядом с остальными.
После ухода Оливера Марзак остался с отцом во дворе крепости, и тотчас к ним присоединилась Фензиле — женщина, которая, как говорили многие правоверные, привезла в Алжир франкские повадки шайтана.
Глава 8
МАТЬ И СЫН
Рано утром, едва смолкло чтение Шелада, к паше явился Бискайн аль-Борак. Его галера, только что бросившая якорь в гавани, повстречала в море испанскую рыбачью лодку, в которой оказался молодой мориск
[27]
, направлявшийся в Алжир. Известие, побудившее юношу пуститься в далёкое плавание, было необычайно важным, и целые сутки рабы ни на секунду не отрывались от вёсел, чтобы судно Бискайна — флагман его флотилии — как можно скорее добралось до дому.
У мориска был двоюродный брат — новообращённый христианин, как и он сам, и, по всей видимости, такой же мусульманин в душе, — служивший в испанском казначействе в Малаге. Он узнал, что в Неаполь снаряжается галера с грузом золота, предназначенного для выплаты содержания войскам испанского гарнизона. Из-за скупости властей галера казначейства отправлялась без конвоя, но со строгим приказом не удаляться от европейского побережья во избежание неожиданного нападения пиратов. Полагали, что через неделю она сможет выйти в море, и мориск, не медля, решил известить об этом своих алжирских братьев, дабы те успели перехватить её.
Асад поблагодарил молодого человека и, пообещав ему в случае захвата галеры солидную долю добычи, приказал приближённым позаботиться о нём. Затем он послал за Сакр аль-Баром. Тем временем Марзак, присутствовавший при этом разговоре, отправился пересказать его матери. Когда в конце рассказа он добавил, что паша послал за Сакр аль-Баром, собираясь именно ему поручить важную экспедицию, Фензиле охватил приступ безудержного гнева: значит, все её намёки и предостережения ни к чему не привели.
Как фурия, бросилась Фензиле в полутёмную комнату, где отдыхал Асад. Марзак, не отставая ни на шаг, последовал за ней.
— Что я слышу, о господин мой? — воскликнула она, походя скорее на строптивую дочь Европы, нежели на покорную восточную невольницу. — Сакр аль-Бар отправляется в поход против испанской золотой галеры?
Полулёжа на диване, паша смерил её ленивым взглядом.
— Ты знаешь кого-нибудь, кто более него преуспеет в таком деле? — спросил он.
— Я знаю того, о господин мой, кого долг обязывает предпочесть этому чужеземному проходимцу! Того, кто всецело предан тебе и заслуживает полного доверия. Того, кто не стремится удержать для себя часть добычи, захваченной во имя ислама.
— Ха! — произнёс паша. — Неужели ты вечно будешь поминать ему невольников? Ну и кто же он, твой образец добродетели?
— Марзак, — злобно ответила Фензиле и указала на сына. — Или он так и будет попусту растрачивать юность в неге и лености? Ещё вчера этот грубиян насмехался над тем, что у твоего сына нет ни одного шрама. Уж не в саду ли Касбы он их приобретёт? Что суждено ему: довольствоваться царапинами от колючек ежевики или учиться искусству воина и предводителя сынов веры, чтобы ступить на путь, которым шёл его отец?
— Ступит он на него или нет, — возразил Асад, — решит султан Стамбула, Врата Совершенства. Мы здесь не более чем его наместники.
— Но как султан утвердит Марзака твоим наследником, когда ты не преподал своему сыну науки правителя? Позор на твою голову, о отец Марзака, — ты не гордишься сыном, что подобает последнему правоверному!
— Да пошлёт мне Аллах терпение! Разве я не сказал тебе, что Марзак ещё слишком молод?
— В его возрасте ты уже бороздил моря под началом великого Окьяни!
— В его возрасте я по милости Аллаха был выше и сильнее твоего сына. Я слишком дорожу им, чтобы позволить ему выйти в море, прежде чем он достаточно окрепнет. Я не хочу потерять его.
