Около черно-белого дымчатого портрета Гарбо висит: «Я ничего не боюсь, кроме скуки».
Улыбаюсь.
Запираю за собой дверь комнаты и, уже поворачиваясь к лестнице, наконец-то замечаю приглушенный звук, который слышал все это время: в ванной комнате течет вода — работает душ.
Иду туда.
На стенах розовый кафель, сладко пахнет девчачьими фруктовыми шампунями. Если меня здесь застукают, я уж точно никак не смогу оправдаться.
— Лила?
Кто-то тихонько всхлипывает. Наплевать, пускай застукают.
Девушка сидит под душем, прямо в школьной форме. Одежда и волосы промокли насквозь. Кран открыт на полную катушку, как она еще дышать умудряется при таком напоре? По закрытым глазам, полураскрытому рту стекают ручейки. Губы посинели от холода.
— Лила?
Она открывает глаза.
Это все моя вина. Ведь раньше Лила всегда была бесстрашной и решительной.
Смотрит на меня и словно не верит, что я пришел.
— Кассель? Как ты узнал?.. — Она прикусывает губу.
— Что он с тобой сделал?
Меня трясет от ярости, собственной беспомощности, а еще от нестерпимой ревности.
— Ничего. — Такая привычная жестокая усмешка, только сейчас смеется она сама над собой. — То есть это я так захотела. Думала, может, проклятие сниму. Раньше я никогда… До превращения я была еще ребенком, вот и решила — если пересплю с кем-нибудь, вдруг поможет. Получается, не помогло.
Медленно сглатываю и говорю нарочито заботливым голосом:
— Давай-ка вылезай, надо просохнуть. Замерзнешь.
Совсем как те старушки из Карни: «Простудишься, заболеешь и умрешь».
Она уже выглядит не так жутко, улыбка уже меньше похожа на оскал.
— Ну, сначала-то вода была горячая.
Беру с ближайшей скамейки полотенце, тошнотворно розовое с большой фиолетовой рыбой. Наверняка не ее.
Лила медленно и неуклюже встает и выходит из душа. Заворачиваю ее в махровую ткань. На мгновение оказавшись в моих объятиях, она вздыхает и утыкается мне в плечо.
Идем по коридору к ее комнате. Лила садится на кровать, обхватывает себя руками и сжимается в комок. Вода с мокрой формы капает прямо на простыни.
— Ладно. Я выйду на минутку, а ты оденешься, а потом мы сбежим отсюда. Есть разные способы смыться из Уоллингфорда посреди учебного дня, опробуем один из них. Выпьем горячего шоколада. Или текилы. А потом можем вернуться сюда и убить Грега Хармсфорда, у меня давно уже руки чешутся.
Не улыбается в ответ, только еще крепче вцепилась в полотенце.
— Прости, я не очень хорошо справляюсь. С проклятием.
— Нет, — через силу и удушающее чувство вины выдавливаю я. — Ты не должна просить прощения. Не у меня.
— Сначала думала, что смогу просто не обращать внимания, но сейчас… Получилось, будто рана воспалилась и болит. А потом решила: приеду сюда, увижу тебя, и станет немного легче. Не стало. Что я ни делаю — ничего не помогает, становится только хуже.
Лила невидящим взглядом уставилась на разбросанные по полу учебники.
— Поэтому я хотела тебя кое о чем попросить. Понимаю, не очень по-честному, но тебе ничего не стоит, а для меня это очень важно. Будь моим парнем.
Не успеваю открыть рот, как она сразу же перебивает: заранее уверена в отказе.
— Пускай я тебе не нравлюсь по-настоящему, но это ненадолго. — Взгляд у нее тяжелый. — Ты же можешь притвориться. Я знаю, ты умеешь врать.
Не знаю, что ответить, цепляюсь за ее же собственные слова:
— Ты же сказала, ничего не помогает. Может, от этого тоже станет только хуже?
— Не знаю, — голос едва слышный.
Все это не по-настоящему, неправильно и нечестно, но я уже запутался окончательно.
— Хорошо. Давай встречаться. Но мы не будем… Ну, то есть только встречаться, и все. Я не переживу, если через полгода ты будешь вот так сидеть в душе из-за меня.
Я вознагражден: Лила бросается мне в объятия. Форма мокрая и холодная, а сама девушка горячая, словно у нее температура. Плечи облегченно обмякли, утыкается мне в грудь, и ее макушка упирается прямо в мой подбородок.
— Надеюсь… — Голос срывается, словно она всхлипывает. — Надеюсь, через полгода я вообще про тебя забуду.
Лила поднимает голову и улыбается. На целую минуту я лишаюсь дара речи.
Даже если парень липовый, он все равно на ужине должен сидеть рядом со своей девушкой. Поэтому я не удивляюсь, когда Лила ставит рядом свой поднос и кладет руку мне на плечо. А вот Даника сейчас лопнет от любопытства: сдерживается изо всех сил, чтобы ничего не спросить.
Подходит очередной желающий сделать ставку и сует конверт мне в сумку. Лила улыбается, прикрывшись бумажной салфеткой.
— Так ты букмекер? Я-то думала, ты хороший мальчик и в отличие от братьев грязными делишками не занимаешься.
— Я занимаюсь грязными делишками, зато умело. Из двух зол выбирай лучшее.
— Меньшее, — закатывает глаза Даника. — Из двух зол выбирай меньшее.
— А меня так учили, — ухмыляюсь я.
Сэм ставит свой поднос и ловит на лету яблоко, скатившееся со стола.
— Знаете мистера Найта? Того, который в старческий маразм впадает понемногу? Ну, например, иногда проходит мимо нужного кабинета, а потом возвращается, или свитер надевает поверх пальто.
Киваю. Я у Найта не занимаюсь, но пару раз видел его в коридоре: эдакий типичный пожилой английский профессор — твидовый пиджак, кожаные заплатки на локтях, из носа торчат седые волосы.
— Так вот, сегодня входит он в класс — а у него «молния» расстегнута на штанах. И не просто расстегнута: он забыл после туалета заправить назад свое хозяйство.
— Да ну, — не верю я.
Лила смеется.
— В том-то и дело, — продолжает сосед. — Кажется смешно, да? Но это сейчас, а тогда получилось просто ужасно. Мы только сидели, молча и в ужасе, и не знали, что сказать. Он угодил в такую нелепую ситуацию! А сам ничего не заметил. Стал как ни в чем не бывало рассказывать про Гамлета. Представьте, цитирует Шекспира, а мы в это время честно пытаемся не смотреть на его штаны.
— И никто ничего? — спрашивает Даника. — Никто даже не зубоскалил?
— В конце концов, Ким Ванг-Бо поднимает руку.
Качаю головой. Ким очень милая тихая ученица, наверняка поступит в самый лучший колледж.
Тут даже Даника не выдерживает и принимается хихикать:
— И что она сказала?
— «Мистер Найт, у вас «молния» на штанах расстегнулась». — Сэм тоже смеется. — Он опускает взгляд, провозглашает: «Да, нелегка ты, доля венценосца!»,
[2]
совершенно спокойно заправляет все в штаны и застегивается. Конец!
