Он улыбнулся и раскрыл кулак. На ладони лежал кусочек
накрахмаленного полотна. Я взял его, с любопытством осмотрел и вернул.
– Что вы об этом скажете, мой друг? – спросил Пуаро,
внимательно глядя на меня.
– Обрывок носового платка, – ответил я, пожав плечами.
Он нагнулся и поднял ощипанное птичье перо, похоже гусиное.
– А это что? – вскричал он с торжеством.
Я в ответ мог только поглядеть на него с удивлением. Он
сунул перо в карман и снова посмотрел на лоскуток.
– Обрывок носового платка? – произнес он задумчиво. – Может
быть, вы и правы. Но вспомните – хорошие прачечные не крахмалят платков. – И,
спрятав белый лоскуток в карман, бросил на меня торжествующий взгляд.
Глава 9
Пруд с золотыми рыбками
Мы подошли к дому. Инспектора нигде не было видно. Пуаро
остановился на террасе, поглядел по сторонам и сказал одобрительно:
– Une belle propriété
[16]
Кто его унаследует?
Его слова поразили меня. Как ни странно, вопрос о наследстве
не приходил мне в голову. Пуаро снова внимательно поглядел на меня:
– Новая для вас мысль? Вы об этом не подумали, а?
– Да, – признался я. – Жаль!
Он посмотрел на меня с любопытством.
– Хотел бы я знать, что скрывается за вашим восклицанием, –
сказал он. – Нет-нет, – прервал он мой ответ, – inutile!
[17]
Вы все равно не
скажете мне того, о чем подумали.
– Все что-то прячут, – процитировал я его, улыбаясь.
– Именно.
– Вы все еще так считаете?
– Убежден в этом более, чем когда-либо, мой друг. Но не
так-то просто скрывать что-нибудь от Эркюля Пуаро. У него дар узнавать.
Прекрасный день, давайте погуляем, – добавил он, поворачивая в сторону сада.
Мы прошли по тропинке вдоль живой изгороди из тиса, мимо
цветочных клумб. Тропинка вилась вверх по лесистому склону холма; на вершине
его была небольшая вырубка, и там стояла скамейка, откуда открывался
великолепный вид на нашу деревеньку и на пруд внизу, в котором плавали золотые
рыбки.
– Англия очень красива, – сказал Пуаро. Он улыбнулся и
прибавил вполголоса: – А также английские девушки. Тсс, мой друг, взгляните
вниз на эту прелестную картину.
Только теперь я заметил Флору. Она приближалась к пруду,
что-то напевая. На ней было черное платье, а лицо сияло от радости. Неожиданно
она закружилась, раскинув руки и смеясь, ее черное платье развевалось. Из-за
деревьев вышел человек – Гектор Блент. Девушка вздрогнула, выражение ее лица
изменилось.
– Как вы меня напугали! Я вас не видела.
Блент не ответил и молча смотрел на нее.
– Что мне в вас нравится, – насмешливо сказала Флора, – так
это ваше умение поддерживать оживленную беседу.
Мне показалось, что Блент покраснел под своим загаром. Когда
он заговорил, голос его звучал необычно смиренно:
– Никогда не умел разговаривать. Даже в молодости.
– Наверное, это было очень давно, – сказала Флора серьезно,
но я уловил смешок в ее голосе. Блент, впрочем, мне кажется, не уловил.
– Да, – подтвердил он, – давно.
– И каково чувствовать себя Мафусаилом?
[18]
– осведомилась
она.
Ирония стала явной, но Блент следовал ходу своих мыслей.
– Помните того типа, который продал душу дьяволу? Чтобы
стать молодым. Об этом есть опера.
[19]
– Вы имеете в виду Фауста?
– Да. Чудная история. Кое-кто поступил бы так же, если б
мог.
– Послушать вас – подумаешь, что вы уже дряхлый старик! –
вскричала Флора полусмеясь, полусердито.
Блент промолчал, затем, не глядя на Флору, сообщил
ближайшему дереву, что ему пора возвращаться в Африку.
– Еще экспедиция? Стрелять дичь?
– Полагаю – да. Как обычно, знаете ли… Пострелять то есть.
– А эта оленья голова в холле – ваша добыча?
Блент кивнул и, покраснев, пробормотал:
– Вы хорошие шкуры любите? Если да, я всегда… для вас…
– Пожалуйста! – вскрикнула Флора. – Вы серьезно? Не
забудете?
– Не забуду, – сказал Гектор Блент. И прибавил в неожиданном
порыве общительности: – Мне пора ехать. Я для такой жизни не гожусь. Я неотесан
и никогда не знаю, что надо говорить в обществе. Да, пора мне.
– Но вы же не уедете так сразу? – вскричала Флора. – Пока у
нас такое несчастье. Ах, если вы уедете… – Она отвернулась.
– Вы хотите, чтобы я остался? – просто и многозначительно
спросил Блент.
– Мы все…
– Я говорю только о вас, – напрямик спросил он.
Флора медленно обернулась и посмотрела ему в глаза.
– Да, я хочу, чтобы вы остались, – сказала она. – Если… если
от этого что-то зависит.
– Только от этого и зависит, – сказал Блент.
Они замолчали и молча присели на каменную скамью у пруда.
Казалось, оба не знают, что сказать.
– Такое… такое прелестное утро, – вымолвила наконец Флора. –
Я так счастлива, несмотря на… на все. Это, верно, очень дурно?
– Только естественно, – сказал Блент. – Ведь вы
познакомились со своим дядей всего два года назад? Конечно, ваше горе не может
быть глубоким. И так лучше, чем лицемерить.
– В вас есть что-то ужасно приятное, успокоительное, –
сказала Флора. – С вами все выглядит так просто.
– Обычно все и бывает просто, – сказал Блент.
– Не всегда, – голос Флоры упал.
Я увидел, что Блент отвел свой взгляд от побережья Африки и
взглянул на нее. Вероятно, он по-своему объяснил перемену ее тона, так как
произнес довольно резко:
