– Совершенно верно.
– Ну, так вы должны все знать. Эта Урсула Борн – ее ведь
уволили. И в отместку она готова всем напакостить. Все они скроены на один лад.
Раз вы были там, вы знаете точно, что она сказала. Я боюсь, чтобы это не было
неверно истолковано. В конце концов, мы же не обязаны пересказывать полиции
всякую мелочь? Бывают семейные обстоятельства… не связанные с убийством. Но
если эта девушка разозлилась, она могла такого наговорить!
У меня хватило проницательности понять, что за этими
излияниями скрывалась подлинная тревога. Пуаро был отчасти прав: из шести
сидевших тогда за столом по крайней мере миссис Экройд действительно старалась
что-то скрыть. От меня зависело узнать – что именно. Я сказал резко:
– На вашем месте, миссис Экройд, я бы рассказал все.
Она вскрикнула:
– О, доктор, как вы можете! Будто… будто я…
– В таком случае что вас останавливает?
– Ведь я все могу объяснить совершенно просто. – Миссис
Экройд достала кружевной платочек и прослезилась. – Я надеялась, доктор, что вы
объясните мсье Пуаро – иностранцам порой так трудно понять нас! Никто не знает,
что мне приходилось сносить. Мученичество – вот чем была моя жизнь. Я не люблю
говорить дурно о мертвых, но что было, то было. Самый ничтожный счет Роджер
проверял так, как будто он бедняк, а не богатейший человек в графстве, как
сообщил вчера мистер Хэммонд. – Миссис Экройд приложила платочек к глазам.
– Итак, – сказал я ободряюще, – вы говорили о счетах?
– Ах эти ужасные счета! Некоторые из них мне не хотелось
показывать Роджеру – есть вещи, которых мужчины не понимают. Он сказал бы, что
это ненужные траты, а счета все накапливались…
Она умоляюще посмотрела на меня, как бы ища сочувствия.
– Обычное свойство счетов, – согласился я.
– Уверяю вас, доктор, – уже другим, сварливым тоном сказала
она, – я измучилась, лишилась сна! И ужасное сердцебиение. А потом пришло
письмо от одного шотландского джентльмена… вернее, два письма от двух
шотландских джентльменов: мистера Брюса Макферсона и Колина Макдональда. Такое
совпадение!
– Не сказал бы, – заметил я сухо.
– Шотландцы, но, подозреваю, с предками-семитами. От десяти
фунтов до десяти тысяч и без залога – под простую расписку! Я ответила одному
из них, но возникли затруднения…
Она замолчала. Было ясно, что мы приблизились к наиболее
скользкому обстоятельству, но я еще не встречал человека, которому столь трудно
было бы высказаться напрямик.
– Видите ли, – пробормотала миссис Экройд, – ведь это вопрос
ожидаемого наследства, не так ли? И хотя я была уверена, что Роджер обеспечит
меня, я не знала этого твердо. Я подумала: если я загляну в копию его
завещания, не из вульгарного любопытства, конечно, а чтобы иметь возможность
привести в порядок свои дела… – Она искоса посмотрела на меня. Обстоятельство
действительно было скользкое, но, к счастью, всегда можно найти слова, которые
задрапируют неприкрытую неприглядность факта. – Я могу доверить это только вам,
дорогой доктор, – торопливо продолжала миссис Экройд. – Я знаю, вы не
истолкуете ложно мои слова и объясните все мсье Пуаро. В пятницу днем… – Она
опять умолкла и судорожно глотнула.
– Ну и… – снова подбодрил я ее. – Значит, в пятницу?…
– Никого не было дома… так я думала… Мне надо было зайти в
кабинет Роджера… То есть я хочу сказать, что зашла туда не тайком – у меня было
дело. А когда я увидела все эти бумаги на столе, меня вдруг словно осенило, и я
подумала: а вдруг Роджер хранит свое завещание в одном из этих ящиков? Я так
импульсивна! Это у меня с детства. Все делаю под влиянием минуты. А он –
большая небрежность с его стороны – оставил ключи в замке верхнего ящика.
– Понимаю, понимаю, – помог я ей, – и вы обыскали его. Что
же вы нашли?
Миссис Экройд снова издала какой-то визгливый звук, и я
сообразил, что был недостаточно дипломатичен.
– Как ужасно это звучит! Все было совсем не так!
– Конечно, конечно, – поспешно сказал я. – Просто я неудачно
выразился, извините.
– Мужчины так нелогичны! На месте дорогого Роджера я бы не
стала скрывать условий своего завещания. Но мужчины так скрытны! Приходится из
самозащиты прибегать к небольшим хитростям.
– А результат небольших хитростей? – спросил я.
– Я же вам рассказываю. Только я добралась до нижнего ящика,
как вошла Борн. Крайне неловко! Конечно, я задвинула ящик и указала ей на
невытертую пыль. Но мне не понравился ее взгляд. Держалась она достаточно
почтительно, но взгляд! Чуть ли не презрение, если вы понимаете, что я имею в
виду. Эта девушка мне никогда не нравилась, хотя работала неплохо, не
отказывалась, как другие, носить передник и чепчик, почтительно говорила
«мадам», без излишней конфузливости могла сказать: «Их нет дома», когда
открывала дверь вместо Паркера. И у нее не булькало внутри, как у некоторых
горничных, когда они прислуживают за столом… Да, о чем это я?
– Вы говорили, что, несмотря на ряд ценных качеств Урсулы
Борн, она вам не нравилась.
– Вот именно. Она какая-то странная, непохожая на других.
Слишком уж образованна, по-моему. В наши дни никак не угадаешь, кто леди, а кто
нет.
– Что же случилось дальше? – спросил я.
– Ничего. То есть вошел Роджер. А я думала – он ушел на
прогулку. Он спросил: «В чем дело?», а я сказала: «Ничего, я зашла взять
„Панч“. Взяла журнал и вышла. А Борн осталась. Я слышала – она спросила
Роджера, может ли он поговорить с ней. Я пошла к себе и легла. Я очень
расстроилась. – Она помолчала. – Вы объясните мсье Пуаро. Вы сами видите – все
это пустяки Но когда он так настойчиво стал требовать, чтобы от него ничего не
скрывали, я вспомнила про этот случай. Борн могла наплести об этом бог знает
что. Но вы ему объясните, верно?
– Это все? – спросил я. – Вы мне все сказали?
– Да-а, – протянула миссис Экройд и твердо добавила: – Да!
Но я уловил легкое колебание и понял, что она скрывает е??е
что-то. Мой следующий вопрос был порожден гениальным вдохновением, и только:
– Миссис Экройд, это вы открыли крышку витрины?
Ответом мне был такой багровый румянец, что его не смогли
скрыть ни румяна, ни пудра.
– Откуда вы узнали? – пролепетала она.
– Так, значит, это сделали вы?
– Да… я… Видите ли, там есть предметы из старого серебра,
очень интересные. Я перед этим читала одну книгу и наткнулась на снимок
крохотной вещицы, за которую на аукционе дали огромную сумму. Этот снимок был
похож на одну штучку из нашей витрины. Я хотела захватить ее с собой, когда
поеду в Лондон, чтобы… чтобы оценить. Ведь окажись она и вправду такой большой
ценностью, какой бы это был сюрприз для Роджера!
