Это меня не удивило. У Ральфа, насколько я мог судить, почти
каждый вечер свидание с какой-нибудь девушкой. Но странно, что он выбрал для
этого Кингз-Эббот, не довольствуясь веселой столицей.
– С одной из официанток? – спросил я.
– Нет. В этом-то все и дело. Он ушел на свидание, а с кем –
неизвестно. (Горькое признание для Каролины.) Но я догадываюсь! – продолжала
моя неукротимая сестра. (Я терпеливо ждал.) – Со своей кузиной!
– С Флорой Экройд? – удивленно воскликнул я. Флора Экройд в
действительности совсем не родственница Ральфу Пейтену, но мы привыкли считать
его практически родным сыном Экройда, так что и их воспринимаем как
родственников.
– Да, с Флорой Экройд.
– Но почему же, если он захотел увидеться с ней, то просто не
пошел в «Папоротники»?
– Тайная помолвка, – объяснила Каролина с наслаждением. –
Экройд об этом и слышать не хочет. Вот они и встречаются тайком.
Теория Каролины показалась мне маловероятной, но я не стал
возражать, и мы заговорили о нашем новом соседе, который снял недавно коттедж,
носивший название «Лиственница», соседний с нашим. К великой досаде Каролины,
ей почти ничего не удалось узнать об этом господине, кроме того, что он
иностранец, что фамилия у него Порротт и что он любит выращивать тыквы. Признаться,
фамилия его звучит несколько странно. Питается он, как все люди, молоком, мясом
и овощами, иногда треской, но ни один из поставщиков не мог ничего о нем
сообщить. Словом, наша доморощенная разведка потерпела крах. Каролину же
интересует, откуда он, чем занимается, женат ли, какую фамилию носила в
девичестве его мать, есть ли у него дети и тому подобное. По-моему, анкету для
паспорта придумал кто-то вроде моей сестры.
– Милая Каролина, – сказал я, – его профессия очевидна.
Парикмахер. Посмотри на его усы.
Каролина возразила, что в таком случае у него вились бы
волосы, как у всех парикмахеров. Я перечислил ей всех известных мне
парикмахеров с прямыми волосами, но это ее не убедило.
– Никак не могу разобрать, что он за человек, – огорченно
сказала она. – Я попросила у него на днях лопату, и он был очень любезен, но я
от него ничего не могла добиться. На мой прямой вопрос, не француз ли он, он
ответил, что нет. Больше мне почему-то не захотелось его ни о чем
расспрашивать.
Я почувствовал большой интерес к нашему таинственному
соседу: человек, который сумел заставить Каролину замолчать и отправил ее
восвояси несолоно хлебавши, должен быть незаурядной личностью.
– У него, – мечтательно заметила Каролина, – есть пылесос
новейшей конструкции…
Я прочел в ее взгляде предвкушение нового визита и
дальнейших расспросов и поспешил спастись в саду. Мне очень нравится возиться в
саду. Я был поглощен выпалыванием одуванчиков, когда услышал предостерегающий
крик, и какое-то тяжелое тело, просвистев у меня над ухом, упало к моим ногам.
Это была тыква.
Я сердито оглянулся. Слева над забором появилась голова.
Яйцевидный череп, частично покрытый подозрительно темными волосами, гигантские
усы, пара внимательных глаз. Наш таинственный сосед – мистер Порротт. Он
рассыпался в извинениях:
– Тысячу раз прошу прощения, мсье. Мне нет оправдания.
Несколько месяцев я выращивал тыквы. Сегодня вдруг они взбесили меня. Я посылаю
их – увы, не только мысленно, но и физически – куда-нибудь подальше. Хватаю ту,
что покрупнее. Бросаю через забор. Мсье, я пристыжен. Я прошу прощения.
Его извинения меня обезоружили. Тем более что проклятый овощ
в меня не попал. Оставалось только пожелать, чтобы подобные упражнения нашего
соседа не превратились в привычку, что вряд ли будет способствовать нашей
дружбе. Странный этот человек прочел, казалось, мои мысли.
– О нет, – вскричал он, – не страшитесь! Для меня это не
привычка. Но представьте себе, мсье, что человек трудился во имя некой цели,
работал не покладая рук, чтобы иметь возможность удалиться на покой и заняться
тем, о чем всегда мечталось. И вот он обнаруживает, что тоскует о прежних
трудовых буднях, о прежней работе, от которой, казалось ему, он был рад
избавиться.
– Да, – задумчиво сказал я, – по-моему, это частое явление.
Взять, например, меня: год назад я получил наследство, которое давало мне
возможность осуществить свою давнишнюю мечту. Я всегда стремился поглядеть на
мир, попутешествовать. Наследство, как я сказал, получено год назад, а я все
еще здесь.
– Цепи привычки, – кивнул наш сосед. – Мы трудимся, чтобы
достичь некой цели, а достигнув ее, чувствуем, что нас тянет к прежнему труду,
и заметьте, мсье, моя работа была интересна. Интереснейшая работа в мире.
– Да? – не без любопытства спросил я. Дух Каролины был силен
во мне в эту минуту.
– Изучение природы человека, мсье!
Совершенно ясно – парикмахер на покое. Кому секреты
человеческой природы открыты больше, чем парикмахеру?
– И еще у меня был друг – друг, который много лет не
разлучался со мной. Хотя его тупоумие иной раз меня просто пугало, он был очень
дорог мне. Его наивность и прямолинейность были восхитительны! А возможность
изумлять его, поражать моими талантами – как мне всего этого не хватает!
– Он умер? – спросил я сочувственно.
– О нет. Он живет и процветает, но – в другом полушарии. Он
теперь в Аргентине.
– В Аргентине! – вздохнул я завистливо.
Я всегда мечтал побывать в Южной Америке. Я снова вздохнул и
заметил, что мистер Порротт смотрит на меня с симпатией. Видимо, чуткий коротышка.
– Думаете туда поехать, э? – спросил он.
Я покачал головой и вздохнул:
– Я мог бы поехать… год тому назад. Но был глуп. Нет, хуже!
Я поддался алчности и рискнул синицей ради журавля в небе.
– Понимаю, – сказал мистер Порротт. – Вы занялись биржевыми
спекуляциями.
Я печально кивнул, однако торжественная серьезность усатого
коротышки втайне меня позабавила.
– Нефтяные поля на Поркьюпайне?
[6]
– внезапно спросил он.
Я невольно вздрогнул.
– По правде сказать, я подумывал и об этих акциях, но в
конце концов предпочел золотые прииски в Западной Австралии.
Наш сосед глядел на меня с непонятным выражением.
– Судьба! – наконец изрек он.
– Какая судьба? – спросил я с досадой.
– То, что я поселился рядом с человеком, который подумывал о
нефтяных полях в Поркьюпайне и приисках в Западной Австралии. Скажите, какие
волосы вам особенно нравятся, каштановые?