– Значит, так, – сказал инспектор тупо, явно не зная, что
делать дальше.
– Инспектор Рэглан, – вдруг спокойно заговорил Блент, – эти
деньги были вручены мне самим мистером Экройдом для особой цели. Мисс Экройд к
ним не прикасалась – она лжет, чтобы помочь капитану Пейтену. Я готов показать
это под присягой. – И кивнув, он вышел.
Пуаро кинулся за ним и задержал его в холле.
– Мсье, умоляю вас, одну минутку.
– Что такое, сэр? – хмуро и нетерпеливо спросил Блент.
– Дело в том, – торопливо заговорил Пуаро, – что ваша
выдумка меня не обманула. Деньги взяла мисс Флора, но с вашей стороны это было
благородно… Мне это понравилось. Вы быстро соображаете и быстро действуете.
– Весьма признателен, но ваше мнение меня не интересует, –
холодно прервал его Блент и хотел уйти, однако Пуаро, не обидевшись, удержал
его за рукав.
– Нет, вы должны меня выслушать. Тогда за столом я говорил о
том, что вы все что-то скрываете. Так вот: я с самого начала знал, что
скрываете вы. Мадемуазель Флора… Вы ведь любите ее всем сердцем. И полюбили с
первой минуты, как увидели, не так ли? Нет, будем говорить об этом! Почему в
Англии о любви упоминают так, будто ее надо стыдиться? Вы любите мадемуазель
Флору и стараетесь скрыть это от всех. Прекрасно, так и следует, но послушайте
совета Эркюля Пуаро – не скрывайте ее от мадемуазель Флоры!
Блент на протяжении этой речи несколько раз пытался уйти, но
последние слова, казалось, приковали его к месту.
– Что вы хотите сказать? – спросил он резко.
– Вы думаете, она любит капитана Пейтена, но я, Эркюль
Пуаро, говорю вам: нет! Она согласилась на брак с ним, чтобы угодить дяде и
спастись от невыносимой жизни здесь. Оней нравится – между ними большая симпатия
и взаимопонимание, но любит она не Ральфа Пейтена.
– Что вы мелете, черт побери! – воскликнул Блент. Я заметил,
как он покраснел под загаром.
– Вы были слепы, мсье! Но пока на капитана Пейтена падает
подозрение, она не может отречься от него – эта малютка умеет быть верной
друзьям и долгу.
Я почувствовал, что мне пора вмешаться, чтобы помочь благому
делу.
– Моя сестра говорила мне на днях, – сказал я, – что Флора
совершенно равнодушна к Ральфу. А моя сестра никогда не ошибается в такого рода
вещах.
Но Блент не обратил никакого внимания на мои слова. Он
смотрел только на Пуаро.
– Вы действительно так думаете?… – Он умолк в растерянности.
Он был из тех людей, которым не всегда легко облечь свою
мысль в слова. Пуаро этим недостатком не страдал.
– Если вы сомневаетесь, спросите ее сами, мсье. Или теперь…
после этого случая с деньгами?…
– Вы можете предположить, – сердито фыркнул Блент, – что я
поставлю ей это в вину? Роджер всегда был тяжел в денежных делах. Она
запуталась и боялась сказать ему. Бедная девочка! Бедная, одинокая девочка!
– По-моему, мадемуазель Флора прошла в сад… – задумчиво
пробормотал Пуаро, взглянув на стеклянную дверь.
– Я был неслыханным болваном, – сказал Блент отрывисто. –
Странный у нас произошел разговор – как в какой-нибудь скандинавской пьесе. Но
вы хороший человек, мсье Пуаро. Благодарю вас. – И, пожав руку Пуаро так, что
тот скривился от боли, Блент вышел через веранду в сад.
– Не таким уж неслыханным, а просто влюбленным болваном, –
заметил Пуаро, осторожно растирая руку.
Глава 20
Мисс Рассел
Инспектор Рэглан перенес основательное потрясение. Рыцарская
ложь Блента обманула его не больше, чем нас. На обратном пути он не переставая
жаловался:
– Но ведь это меняет все дело, мосье Пуаро. Вы это
понимаете?
– Да, видимо, так, да, полагаю, что так. Но я, правду
сказать, уже с некоторых пор об этом догадывался!
Инспектор Рэглан, для которого что-то прояснилось всего
полчаса назад, молча покосился на него и продолжал:
– Значит, все эти алиби – чепуха! Полная чепуха! Опять
начинать сначала. Узнать, что каждый из них делал с восьми тридцати до
полдесятого, – вот от чего мы должны танцевать теперь. Вы были правы по поводу
этого Кента – мы его пока попридержим. Дайте сообразить. Без четверти десять он
в «Собаке и свистке». Он мог добраться туда за четверть часа, если бежал сломя
голову. Возможно, что это его голос слышал мистер Реймонд, когда кто-то просил
денег у мистера Экройда. Но ясно одно – звонил доктору не он; станция в
полумиле от «Папоротников», в другом направлении, и в полутора милях от «Собаки
и свистка», а он был в гостинице до четверти одиннадцатого. Черт бы побрал этот
звонок – вечно мы на него натыкаемся!
– Да, – согласился Пуаро, – это любопытно.
– Хотя возможно, что звонил капитан Пейтен. Влез в окно,
увидел своего дядю, заколотого кинжалом, испугался, что обвинят его, и убежал.
Это вполне возможно, не так ли?
– Но зачем ему было звонить?
– Подумал, что, может быть, старик еще жив, хотел поскорее
вызвать к нему врача, но не выдавая при этом себя. Неплохая теория, а? –
Инспектор немного воспрянул духом. Он так явно был доволен собой, что наши слова
были бы излишни.
Мы подъехали к моему дому, и я кинулся в приемную, где меня
уже давно ждали пациенты, а Пуаро отправился с инспектором в участок.
Отпустив последнего пациента, я прошел в чуланчик, где у
меня устроена мастерская. Я очень горжусь своим самодельным радиоприемником.
Каролина ненавидит мою мастерскую, куда запрещен вход Энни с ее щетками и
тряпками – мне дороги мои инструменты. Я разбирал механизм у будильника,
который считался абсолютно испорченным, когда дверь приотворилась и в щель
просунулась голова Каролины.
– Ты, конечно, здесь, – с явным неодобрением сказала она. –
Мсье Пуаро хочет тебя видеть.
– Что ж, – сказал я кисло (от неожиданности я упустил
пружинку), – если он хочет меня видеть, пригласи его сюда.
– Сюда?
– Вот именно!
Каролина удалилась, негодующе фыркнув. Вскоре она появилась
снова вместе с Пуаро и ушла, хлопнув дверью.
– Ага, мой друг, – сказал Пуаро, подходя и потирая руки, –
от меня не так-то просто избавиться, а?
– Кончили с инспектором? – спросил я.
– Пока да. А вы приняли всех пациентов?
– Да.
Пуаро уселся на стул, склонив свою яйцевидную голову набок,
и поглядел на меня с таким видом, словно предвкушал добрую шутку.
