Мы с Урсулой молча следили за ним.
Вскоре раздался звонок.
– Это они! – объявил Пуаро. – Отлично! Все готово.
Дверь открылась, и вошли гости из «Папоротников».
– Мадам, мадемуазель! – приветствовал Пуаро миссис Экройд и
Флору. – Вы очень добры, что пришли. Майор Блент, мистер Реймонд!
Секретарь был весел, как всегда.
– Что тут затевается? – рассмеялся он. – Опыты с научной
машиной? Нам наденут манжеты на руки и по предательским ударам пульса определят
убийцу? Говорят, такая штука есть.
– Я читал о чем-то в этом роде, – ответил Пуаро, – но я
старомоден, обхожусь серыми клеточками. А теперь начнем. Но сперва, – он взял
Урсулу за руку и вывел вперед, – позвольте представить вам миссис Ральф Пейтен:
они поженились в марте.
– Ральф! В марте! – взвизгнула миссис Экройд. – Чепуха! Не
может быть! – Она уставилась на Урсулу, словно видела ее впервые. – На Борн?
Мсье Пуаро, я вам не верю!
Урсула покраснела и собиралась что-то сказать, но ей
помешала Флора, которая быстро подошла к ней и взяла под руку.
– Не обижайтесь, что мы удивлены, – сказала она, – ведь вы и
Ральф хорошо хранили тайну. Поздравляю от всей души.
– Вы очень добры, мисс Экройд, – тихо произнесла Урсула. –
Вы имеете право сердиться, Ральф вел себя недопустимо, особенно по отношению к
вам.
– Забудьте это, – ответила Флора, ласково погладив ее по
руке. – У Ральфа не было другого выхода. На его месте я, верно, поступила бы
так же. Правда, он мог бы довериться мне, я бы его не выдала.
Пуаро постучал пальцами по столу и значительно кашлянул.
– Заседание начинается, – сказала Флора. – Мсье Пуаро
намекает, что нам не следует болтать. Но все же скажите мне только одно – где
Ральф? Ведь вы должны знать?
– Но я не знаю! – вскричала, чуть не плача, Урсула. – В
том-то и дело, что не знаю!
– Разве его не арестовали в Ливерпуле? – спросил Реймонд. –
Ведь это было в газетах.
– Он не в Ливерпуле, – коротко ответил Пуаро.
– Короче говоря, никто не знает, где он, – заметил я.
– Кроме Эркюля Пуаро, э?… – сказал Реймонд.
– Меня? Я знаю все, – серьезно ответил на его шутливое
замечание Пуаро. – Не забывайте это.
Джеффри Реймонд поднял брови.
– Все? – Он присвистнул. – Сильно сказано!
– Вы действительно догадываетесь, где прячется Ральф Пейтен?
– спросил я недоверчиво.
– Не догадываюсь – знаю, друг мой.
– В Кранчестере? – рискнул я.
– Нет, – торжественно ответил Пуаро, – не в Кранчестере.
Он не прибавил больше ничего и жестом пригласил гостей
сесть. Тут дверь отворилась, вошли еще двое – Паркер и мисс Рассел – и сели
возле двери.
– Все в сборе, кворум, – удовлетворенно произнес Пуаро, и я
заметил беспокойное выражение, появившееся на всех лицах: верно, всем, как и
мне, показалось, что захлопнулась ловушка.
Пуаро, держа в руках лист бумаги, важно прочел:
– Миссис Экройд, мисс Флора Экройд, майор Блент, мистер
Джеффри Реймонд, миссис Ральф Пейтен, Джон Паркер, Элизабет Рассел. – Он
положил бумагу на стол.
– И что все это значит? – спросил Реймонд.
– Это список лиц, подозреваемых в убийстве, – ответил Пуаро.
– Вы все имели возможность убить мистера Экройда.
Миссис Экройд ахнула и вскочила:
– Я не хочу, я не хочу! Я вернусь домой!
– Вы не пойдете домой, мадам, – строго сказал Пуаро, – пока
не выслушаете меня. – Он помолчал, откашлялся и продолжал: – Я начну сначала.
Когда мисс Экройд попросила меня расследовать это дело, я отправился в
«Папоротники» с добрейшим доктором Шеппардом. Я прошел с ним по террасе, где на
подоконнике мне показали следы. Оттуда инспектор Рэглан повел меня по тропинке,
ведущей к сторожке. Я увидел беседку и, тщательно обследовав ее, нашел кусочек
накрахмаленного батиста и пустой стержень гусиного пера. Обрывок батиста
немедленно ассоциировался у меня с передником горничной. Когда инспектор Рэглан
показал мне список обитателей дома, я заметил, что у старшей горничной, Урсулы
Борн, нет алиби. По ее словам, она была в своей комнате с половины десятого до
десяти. А что, если это она была в беседке и с кем-то встречалась? А мы знаем
от доктора Шеппарда, что в тот вечер он встретил у ворот какого-то незнакомца.
На первый взгляд могло показаться, что проблема решена, что этот неизвестный
человек был с Урсулой Борн в беседке. На это указывало и гусиное перо. Этот
стержень заставил меня подумать о наркомане, приехавшем из-за океана, где
героин распространен гораздо шире. Незнакомец, которого встретил доктор
Шеппард, говорил с легким американским акцентом, что подтверждало это
заключение. Но тут я заметил, что время не совпадало. Урсула Борн не могла
попасть в беседку до половины десятого, а этот человек должен был прийти туда в
самом начале десятого. Конечно, я мог предположить, что он ждал в беседке
полчаса. С другой стороны, вполне возможно, что в беседке за этот вечер
произошло два свидания. Когда я пришел к такому выводу, я тут же обратил
внимание на несколько многозначительных фактов: экономка, мисс Рассел, утром
посетила доктора Шеппарда и проявила интерес к возможностям излечения от
наркомании. Связав это с гусиным пером, я пришел к заключению, что этот человек
приходил к экономке, а не к Урсуле Борн. С кем же виделась Урсула? Я недолго
пребывал в неизвестности. Сперва я нашел обручальное кольцо с датой и надписью
«от Р.», потом узнал, что Ральфа Пейтена видели в двадцать пять минут десятого
на тропинке, ведущей к беседке, и, наконец, услышал о разговоре в лесу между
Ральфом и неизвестной девушкой. Таким образом, я привел все факты в порядок:
тайный брак, объявление о помолвке в день трагедии, бурный разговор в лесу,
свидание в беседке вечером. Отсюда вытекало, что Ральф и Урсула Борн (или
Пейтен) имели все основания желать смерти мистера Экройда, а также неожиданно
вскрылось еще и то, что в кабинете мистера Экройда в половине десятого Ральф
быть не мог. Тут мы приходим к следующему и самому интересному моменту
преступления – кто же был в кабинете с мистером Экройдом в половине десятого?
Не Ральф Пейтен – он был в беседке со своей женой. Не Чарлз Кент – он уже ушел.
Кто же? Я задал себе дерзкий вопрос: а был ли с ним кто-нибудь?
Последние слова Пуаро торжествующе кинул нам, как вызов,
наклонившись вперед, а затем откинулся на спинку стула с таким видом, словно
нанес кому-то решающий удар.
На Реймонда это, однако, не произвело впечатления. Он мягко
возразил:
