Глава 26
И ничего, кроме правды
На несколько мгновений воцарилась мертвая тишина. Затем я
рассмеялся.
– Вы сошли с ума! – сказал я.
– Нет, – уверенно произнес Пуаро, – я не сошел с ума.
Маленькое несоответствие во времени с самого начала обратило мое внимание на
вас.
– Несоответствие во времени? – переспросил я, не понимая.
– Ну да! Вы помните – все, не исключая и вас, были согласны,
что от сторожки до дома пять минут ходьбы. И еще меньше, если пойти напрямик к
террасе. Вы же ушли из дома без десяти девять – по вашим собственным словам и
по словам Паркера. Однако, когда вы проходили мимо сторожки, пробило девять.
Ночь была холодная – в такую погоду человек спешит. Почему же вам понадобилось
десять минут на пятиминутное дело? С самого начала я заметил, что, только по
вашим словам, вы заперли окно в кабинете. Экройд попросил вас об этом, но не
проверял, что вы делали там, за шторой. Предположим, что окно в кабинете
осталось незапертым. Хватило бы у вас времени за эти десять минут обежать дом,
переодеть башмаки, влезть в окно, убить Экройда и оказаться у ворот в девять
часов? Я отверг эту теорию, потому что человек в таком нервном состоянии, в
каком находился в тот вечер Экройд, не мог бы не услышать, как вы влезаете в
окно, и схватка была бы неминуема. Но если вы убили Экройда до ухода, когда
стояли рядом с его креслом? Тогда вам надо было выйти из подъезда, забежать в
беседку, вынуть башмаки Ральфа из чемоданчика, который вы захватили с собой,
надеть их и пройти через грязь. Затем, оставляя следы на подоконнике, вы
забираетесь в кабинет, запираете дверь изнутри, бежите назад в беседку,
надеваете собственные башмаки и мчитесь к воротам. Я проделал все эти действия,
когда вы заходили к миссис Экройд, чтобы пригласить ее сюда, – они заняли как
раз десять минут. Затем – домой с обеспеченным алиби, поскольку вы завели
диктофон на половину десятого.
– Мой милый Пуаро, – сказал я голосом, который мне самому
показался неестественным и чужим, – вы слишком долго ломали голову над этим
делом. С какой стати стал бы я убивать Экройда?
– Ради безопасности. Это вы шантажировали миссис Феррар.
Кому, как не лечащему врачу, было знать, отчего умер мистер Феррар? При нашей
первой встрече вы упомянули о наследстве, доставшемся вам год назад. Я наводил
справки, но ничего о нем не узнал. Вам просто надо было как-то объяснить
двадцать тысяч фунтов, полученные от миссис Феррар. Ее деньги не пошли вам
впрок. Вы потеряли их на спекуляциях, а потом завинтили пресс слишком крепко, и
миссис Феррар нашла выход, неожиданный для вас. Узнай Экройд правду, он бы вас
не пощадил, и для вас все было бы кончено.
– А телефонный звонок? – спросил я, не сдаваясь. – Вероятно,
и для него вы подобрали правдоподобное объяснение?
– Когда я узнал, что вам и вправду звонили со станции, это
меня, признаться, порядком смутило. Я ведь думал, что вы просто сочинили
звонок. Это было очень хитро, поскольку давало вам предлог для появления в
«Папоротниках» и возможность спрятать диктофон, от которого зависело ваше
алиби. Когда я расспрашивал вашу сестру о пациентах, приходивших к вам в
пятницу утром, у меня были лишь смутные подозрения о том, как вы устроили этот
звонок. Я вовсе не думал о мисс Рассел. Ее посещение было счастливым
совпадением, отвлекшим ваше внимание от истинной цели моих расспросов. Я нашел
то, что искал. Среди ваших пациентов в то утро был стюард трансатлантического
парохода, уезжавший в Ливерпуль с вечерним экспрессом. Что могло быть удобнее?
Позвонит, а через несколько часов будет далеко в море – ищи его. В субботу
отплывал «Орион». Я узнал имя стюарда, послал ему радиограмму. Вы видели, как
сегодня я получил от него ответ.
Он протянул мне телеграмму. Я прочел: «Правильно. Доктор
Шеппард просил меня занести записку пациенту и позвонить с вокзала об ответе. Я
позвонил и сказал, как было поручено: „Ответа не будет“.
– Неплохо задумано, – сказал Пуаро. – Звонок действительно
был, и ваша сестра слышала его и видела, как вы подошли к телефону. Но о том,
что именно было сказано, сообщил только один человек – вы сами.
Я зевнул.
– Все это очень интересно, но лежит в сфере фантазии, а не
подлинной жизни.
– Вы думаете? Помните, что я сказал: утром инспектор Рэглан
узнает правду. Но ради вашей сестры я готов предоставить вам возможность
другого выхода. Большая доза снотворного, например. Вы понимаете? Но капитан
Ральф Пейтен должен быть оправдан, за va sans dire.
[48]
Для этого вы могли бы
закончить вашу весьма интересную рукопись, отказавшись от прежней скрытности и
умолчаний.
– Ваши предположения просто неисчерпаемы. Вы кончили?
– Нет, пожалуй, вы мне напомнили еще об одном. С вашей
стороны было бы крайне неумно попытаться заставить меня замолчать тем способом,
какой вы применили к мистеру Экройду. Имейте в виду, что такие штучки бессильны
против Эркюля Пуаро.
– Мой дорогой Пуаро, – сказал я с легкой улыбкой, – кто бы я
ни был, я не дурак. Ну что ж, – добавил я, слегка зевнув, – мне пора домой.
Благодарю вас за чрезвычайно интересный и поучительный вечер.
Пуаро тоже встал и проводил меня своим обычным вежливым
поклоном.
Глава 27
Заключение
Пять часов утра. Я очень устал, закончил мою работу. У меня
болит рука – так долго я писал. Неожиданный конец для моей рукописи. Я думал
опубликовать ее как историю одной из неудач Пуаро. Странный оборот принимают
иногда обстоятельства.
С той минуты, когда я увидел взволнованно беседующих миссис
Феррар и Ральфа Пейтена, у меня появилось ощущение надвигающейся катастрофы. Я
решил, что она рассказала ему все. Я ошибся, но эта мысль не оставляла меня до
тех пор, пока Экройд в кабинете в тот вечер не открыл мне правды.
Бедняга Экройд. Я рад, что пытался дать ему возможность
избежать такого конца, – я даже уговаривал его прочесть письмо, пока еще не
поздно. Впрочем, нет, буду честен: ведь подсознательно я понимал, что с таким
упрямым человеком, как он, это лучший способ заставить его не прочесть письма.
Интересно другое, в тот вечер он смутно ощущал опасность, но я у него никаких
подозрений не вызывал.
Кинжал был неожиданным озарением. Я принес с собой одну
подходящую штучку, но, увидев кинжал в витрине, решил, что лучше использовать
оружие, которое никак со мной не связано.
Наверное, я сразу решил убить его. Лишь только я услышал о
смерти миссис Феррар, как тут же почувствовал уверенность, что она ему все
рассказала перед смертью. Найдя его в таком волнении, я подумал, что, возможно,
он знает правду, но не верит, хочет дать мне возможность оправдаться. Поэтому я
вернулся домой и принял меры предосторожности. Если его волнение оказалось бы
связанным только с Ральфом, что ж, они ничему бы не помешали. Диктофон он отдал
мне за два дня перед этим для регулировки. В нем что-то не ладилось, и я убедил
его не отсылать аппарат назад, а дать мне для починки. Я добавил к нему свое
приспособленьице и захватил с собой в чемоданчике. В общем, я доволен собой как
писателем. Можно ли придумать что-нибудь более изящное: «Было без двадцати
минут девять, когда Паркер принес письма. И когда я ушел от Экройда без десяти
девять, письмо все еще оставалось непрочитанным. У двери меня охватило
сомнение, и я оглянулся – все ли я сделал, что мог?»
