Вместо подписи стояла большая цифра 4.
Что я мог сделать? Что бы вы сделали на моем месте?
У меня не оставалось времени на размышления. Я знал лишь
одно: Синдерелла во власти этих дьяволов. Я должен повиноваться… Я не могу
рискнуть даже волоском на голове любимой. Я должен пойти с этим китайцем, куда
бы он меня ни повел. Да, это ловушка, она означает плен и даже, возможно,
смерть, но речь идет о существе, дороже которого нет для меня в мире, и я не
вправе колебаться…
Больше всего меня злила невозможность оставить сообщение для
Пуаро. Ведь если он пойдет по моему следу, все может еще и обойтись… Но
рисковать? Безусловно, я находился под наблюдением, и все же я медлил. Конечно,
китаец мог без труда подняться наверх и лично убедиться, что я выполнил приказ.
Почему бы и нет? То, что он ждал внизу, лишь усиливало мои подозрения. Я уже
видел столько проявлений могущества Большой Четверки, что едва ли не поверил в
ее сверхъестественную природу. Насколько я понимал, даже маленькая
служанка-судомойка запросто могла оказаться одним из их агентов.
Нет, я не мог осмелиться на риск. Но кое-что я мог сделать –
оставить телеграмму. Пуаро узнает, что Синдерелла исчезла и кто именно виновен
в этом.
Все это пронеслось в моей голове гораздо быстрее, чем можно
пересказать, и меньше чем через минуту я уже надел шляпу и сбежал по лестнице
вниз, где ждал меня провожатый.
Посыльным, доставившим записку, оказался высокий китаец с
бесстрастным лицом, одетый аккуратно, но очень бедно. Он поклонился мне и
заговорил. Его английский был безупречен, однако в интонациях проскальзывала
китайская напевность.
– Вы – капитан Гастингс?
– Да, – ответил я.
– Верните мне записку, пожалуйста.
Я предвидел такую просьбу и сразу же протянул ему листок. Но
это было еще не все.
– Вы сегодня получили телеграмму, не так ли? Совсем недавно.
Из Южной Америки, верно?
Я вновь изумился совершенству их шпионской сети… или же это
было частью их плана. Бронсен мог отправить телеграмму под их нажимом. Они
подождали, пока телеграмма дошла до меня, – и тут же нанесли следующий удар.
Отрицать факт было бессмысленно.
– Да, – сказал я. – Я действительно получил телеграмму.
– Вы ее принесете, не так ли? Пожалуйста, принесите.
Я стиснул зубы, но что я мог изменить? Я снова взбежал вверх
по ступеням. По пути я подумал о том, чтобы довериться миссис Пирсон, ну, по
крайней мере, просто сказать ей, что Синдерелла исчезла. Миссис Пирсон стояла
на лестничной площадке, однако неподалеку от нее болталась маленькая
девчонка-служанка, и я заколебался. Если она действительно шпионка… слова
записки запрыгали перед моими глазами… «ваша жена пострадает…» Я, не произнеся
ни слова, прошел в гостиную.
Я взял телеграмму и уже собирался выйти, когда меня озарила
идея. Разве я не могу оставить сообщение, которое будет непонятным для моих
врагов, но многое скажет моему другу Пуаро? Я бросился к книжной полке и
сбросил на пол четыре книги. Можно было не опасаться, что Пуаро оставит их без
внимания. Они мгновенно привлекут его взгляд – и в особенности после его маленькой
лекции о порядке на полках, ему это покажется подозрительным. Потом я взял
совок и бросил на каминную решетку четыре куска угля. Я сделал все, что мог, –
и молил бога о том, чтобы Пуаро правильно прочитал оставленные знаки.
Я снова быстро спустился вниз. Китаец взял телеграмму,
прочитал ее, спрятал в карман и кивком предложил мне следовать за ним.
Он повел меня длинным, утомительным путем. Часть маршрута мы
проехали на автобусе, потом довольно долго катили на трамвае, но постоянно
двигались на восток. Мы оказывались в странных районах, о существовании которых
я и не подозревал. И вот, как я понял, мы очутились неподалеку от доков, и я
осознал, что меня завели в самое сердце Чайнатауна.
Я невольно содрогнулся. А мой провожатый упорно шагал
вперед, поворачивая в узкие улочки и проходные дворики, наконец остановился
перед ветхим домом и постучал в дверь.
Дверь мгновенно открыл другой китаец; он отступил в сторону,
давая нам войти. Звук захлопнувшейся за моей спиной двери прозвучал для меня
как удар молотка, вогнавшего последний гвоздь в крышку гроба. Я воистину
очутился в руках врага.
Теперь моим провожатым стал второй китаец. Следом за ним я
спустился по нескольким расшатанным ступенькам в подвал, сплошь заставленный
тюками и бочонками и пропитанный острым запахом восточных пряностей. Меня
окружала атмосфера Востока – лживого, коварного, зловещего…
Неожиданно мой проводник отодвинул в сторону два бочонка, и
я увидел в стене вход в невысокий туннель. Китаец знаком показал, чтобы я шел
первым. Туннель оказался довольно длинным, а заодно слишком низким, чтобы я мог
выпрямиться во весь рост. Но потом он стал выше и шире, превратившись в
нормальный коридор, и через несколько минут мы уже оказались в другом подвале.
Мой китаец двинулся вперед и четырежды стукнул по стене.
Большая секция стены тут же сдвинулась, открыв узкую дверь. Я вошел в нее – и,
к немалому своему изумлению, очутился в некоем подобии дворца из арабских
сказок. Низкая и длинная подземная палата была сплошь увешана роскошными
восточными шелками, ярко освещена и наполнена ароматами духов и специй. Здесь
стояло пять или шесть крытых шелком диванов, пол устилал роскошный китайский
ковер ручной работы. В дальнем конце комнаты находился занавешенный альков. И
вот из-за занавесей раздался голос:
– Вы привели нашего уважаемого гостя?
– Да, это так, он здесь, – ответил мой провожатый.
– Пусть наш гость подойдет, – произнес голос.
В то же самое мгновение занавеси раздвинулись в стороны,
увлекаемые невидимыми руками, и я очутился перед роскошным, покрытым коврами
диваном, на котором сидел высокий тощий восточный человек, одетый в расшитый
халат; он до самых кончиков ногтей выглядел большим вельможей.
– Прошу вас, капитан Гастингс, садитесь, – сказал он, делая
рукой приглашающий жест. – Вы откликнулись на мое приглашение, как я вижу, и я
этому рад.
– Кто вы? – спросил я. – Ли Чанг Йен?
– Разумеется, нет, я всего лишь скромнейший из его слуг. Я
лишь выполняю его повеления, только и всего… так же, как делают это его слуги в
других странах, например, в Южной Америке.
Я шагнул вперед.
– Где она? Что вы с ней сделали?
– Она в надежном месте… там, где ее никто не отыщет. И ей
пока что не причинили никакого вреда. Обратите внимание – я говорю «пока что».
