Глава 17
Номер Четвертый проделывает фокус
Из нашего тихого убежища в Арденнах мы наблюдали за
событиями в мире. Мы получали множество газет, и еще для Пуаро каждый день
доставляли пухлый конверт, явно содержащий в себе нечто вроде отчета по делу.
Пуаро никогда не показывал мне этих бумаг, но по его настроению и поведению
нетрудно было догадаться, содержались в них хорошие новости или наоборот.
Впрочем, он ни на секунду не усомнился в том, что наш план должен увенчаться
только успехом и никак иначе.
– В недавнем прошлом меня постоянно пугала возможность вашей
гибели прямо на пороге моего дома, Гастингс, – сказал он как-то. – И это
заставляло меня нервничать – как кошку перед прыжком, так ведь у вас говорят? Но
теперь я всем доволен. Даже если они обнаружат, что прибывший в Южную Америку
капитан Гастингс – самозванец (а я не думаю, что это обнаружат – ведь едва ли
они станут посылать агента, знающего вас лично), – они всего лишь подумают, что
вы пытаетесь обмануть их с присущей вам изобретательностью, и не станут
предпринимать серьезных усилий для ваших поисков. В самом главном – в моей
смерти – они полностью убеждены. И они двинутся вперед и начнут реализовывать
свои планы.
– А потом? – пылко спросил я.
– А потом, mon ami, произойдет великое воскрешение Эркюля
Пуаро! В одиннадцатом часу я воскресну, повергну их в смятение и одержу победу
в моей неподражаемой манере!
Я понял, что тщеславие Пуаро – нечто такое, что выдержит без
ущерба для себя любые испытания. Я напомнил, что раз-другой победа доставалась
нашему противнику. Но мне бы следовало знать, что невозможно притушить
восхищение Эркюля Пуаро его собственным методом.
– Видите ли, Гастингс, это вроде маленького карточного
фокуса. У вас четыре валета, вы их разделяете – один наверху колоды, второй
внизу, и так далее. Потом вы снимаете карты, тасуете – и оп! – валеты снова
лежат все вместе. Это и есть моя цель. Так я и действую – то против одного
члена Большой Четверки, то против другого. Но дайте только мне собрать их всех
вместе, как валетов в колоде карт, и я прихлопну их одним удачным ходом!
– А как вы предполагаете собрать их вместе? – спросил я.
– Я просто выжду подходящий момент. Я буду лежать,
затаившись, пока они не сочтут себя готовыми нанести удар.
– Может понадобиться много времени, – пробормотал я.
– Он, как всегда, нетерпелив, мой добрый Гастингс! Но – нет,
это будет недолго. Тот единственный человек, которого они боялись, то есть я,
убрался с их пути. Я даю им самое большее два месяца.
Его слова «убрался с их пути» вдруг заставили меня вспомнить
об Инглзе и его трагической гибели, и я сообразил, что до сих пор не рассказал
Пуаро о китайце, умершем в госпитале Святого Юлиана.
Пуаро выслушал мою историю с предельным вниманием.
– Значит, слуга Инглза? И те несколько слов, что он
произнес, были итальянскими? Интересно…
– Именно поэтому я заподозрил, что китаец мог быть подослан
Большой Четверкой.
– Ваше рассуждение ошибочно, Гастингс. Заставьте работать
свои маленькие серые клеточки! Если бы ваши враги хотели обмануть вас, они
обязательно учли бы то, что китаец должен говорить по-английски, хотя и плохо.
Нет, послание было настоящим. Повторите-ка еще раз, что вы слышали?
– Сначала он упомянул о Ларго Генделя, а потом сказал что-то
вроде «карроза» – это ведь экипаж, карета, правильно?
– И больше ничего?
– Ну, в самом конце он пробормотал нечто похожее на «кара»,
но на кого он ее призывал, я не понял… и какое-то женское имя. Зия, думаю. Но
вряд ли это может иметь значение.
– Ошибаетесь, Гастингс. Кара Зия – это очень важно,
действительно очень важно!
– Я не понимаю…
– Мой дорогой друг, вы никогда не поймете… просто потому,
что англичане не знают географии.
– Географии? – воскликнул я. – При чем тут география?!
– Думаю, точнее бы объяснил мсье Томас Кук.
[20]
Как обычно, Пуаро отказался дать дальнейшие пояснения – это
одна из его самых неприятных привычек. Но я обратил внимание, что он заметно
повеселел после нашего разговора, как будто что-то выиграл.
Дни текли, приятные, хотя и слегка однообразные. На вилле
нашлось множество книг, окрестности были просто изумительны и манили погулять,
но я иной раз немного нервничал из-за нашей бездеятельности и из-за
непоколебимой безмятежности Пуаро. Ничто не тревожило нашего покоя, и так все и
шло до конца июня, и вот наконец пришли новости о Большой Четверке.
Однажды утром к вилле подкатил автомобиль, и это было
настолько необычным для нас событием, что я поспешил вниз, чтобы удовлетворить
свое любопытство. Я увидел, как Пуаро разговаривает с симпатичным человеком
примерно моих лет, с виду похожим на крестьянина.
Пуаро представил его мне:
– Это капитан Харви, Гастингс, один из наиболее известных
сотрудников вашей разведки.
– Ну, боюсь, не так уж я и известен, – со смехом произнес
молодой человек.
– Лучше сказать – неизвестен тем, кому не следует о вас
знать, – уточнил Пуаро. – Большинство знакомых капитана Харви считают его очень
милым, но довольно безмозглым молодым человеком, который интересуется только травлей
лисиц да танцами.
Тут уж и я рассмеялся.
– Ну ладно, перейдем к делу, – сказал Пуаро. – Значит, вы
считаете, что время настало?
– Мы уверены в этом, сэр. Китай сейчас оказался в
политической изоляции. Что там происходит, никому не известно. Никаких новостей
оттуда нет, ни по телеграфу, ни иными путями… После социального взрыва – полное
молчание!
– Ли Чанг Йен проявил себя. А остальные?
– Эйб Райланд неделю назад прибыл в Англию, а вчера
отправился на континент.
– А мадам Оливер?
– Мадам Оливер прошлой ночью выехала из Парижа.
– В Италию?
– Да, сэр, в Италию. Насколько мы понимаем, они оба
направляются именно в то место, которое вы назвали… хотя откуда вам стало
известно…
– Ах, мне тут как раз и нечем особо похвастать! Это работа
Гастингса. Он, видите ли, скрывает свой ум, но его ум глубок!
Харви посмотрел на меня с уважением, и я ощутил некоторую
неловкость.
