«Только вот загвоздка, Скерри, туповат ты, чтоб книжки читать», – хохотнул про себя Консит, пыхтя и тяжело отдуваясь.
Блит шагал молча. Рафа по-прежнему присматривался к нему, понимая, что какая-то зловещая сила держит этого человека в своей власти. Ему доводилось видеть немало людей, которые позволяли злу подчинить себе их жизни; он обладал способностью почувствовать присутствие зла или инкуба, дьявола, по выражению глаз. Такие глаза смотрят сквозь вас, как если бы они принадлежали иному миру. Они не выносят прямого вызова и испытывают страшные муки, вплоть до полного разрушения, стоит лишь призвать Некое Священное Имя. Рафа знал, что под эгидой Риатамы ему не страшны никакие духи.
– Ты не можешь удерживать его вечно, – сказал Рафа, понизив голос. – Однажды ты должен будешь отпустить его. В конце концов, он-то не вечен.
Дунамез молчал.
– Как твое имя, дух? Скажи мне, кто ты?
«Блит» рванул Рафу к себе, лицом к лицу, больно натянув куртку на саднящем плече. Посмотрел вверх и увидел, что Скерри уже высоко, у самого гребня холма. Консит плелся сзади, в сотне метров от них. И тот и другой были слишком далеко, чтобы вмешаться, – время настало. Дунамез заговорил вдруг громко. Это был его голос, гадкой блевотиной вырвавшийся в ночной воздух. Блит чувствовал вибрацию этих звуков в своем горле, они изрыгались независимо от его воли.
– Меня ты не остановишь, парень, – прорычал этот голос злобно. – Я достаточно долго следовал за тобой, и сегодня мне выпал шанс задуть твой свет раз и навсегда. – Рука дунамеза, все яростнее сгребавшая куртку на груди Рафы, стремилась причинить ему как можно больше боли.
– Наконец-то ты осмелился заговорить. Демоны обычно тайком крадутся во тьме, страшась света. Так кто же ты, какой чин имеешь в вашей адской иерархии? Или ты всего-навсего кадет, комнатная собачонка какой-нибудь ведьмы? – Рафа смотрел инкубу прямо в глаза, которые вперились в него из глаз Блита. – Отчего ты так уверен, что я не назову все же имя Риатамы? Разве не пришлет он сюда целый сонм серавимов, чтобы извести тебя? – Рафа помолчал, пристально глядя Блиту в лицо. Инкуб не отвечал. – Я же знаю, кто ты, дунамез… А теперь дай мне пройти, прежде чем я произнесу то тайное имя, пред которым и ты должен будешь склониться. Он, может быть, даже сохранит тебе жизнь.
Блит чувствовал, как внутри у него извивается и корчится неведомое ему существо. Оно, это существо, оторвало его руку от Рафы и всунуло в его куртку, где ему удалось прежде спрятать длинный нож. Оттолкнув Рафу, он выхватил нож, полоснул им по воздуху. Нож чуть задел щеку Рафы. Блит, ничего не в состоянии остановить, ринулся к Рафе, оступившемуся на обочине тропинки, и попытался вонзить нож ему в грудь. Рафа успел схватить его руку, когда нож был уже совсем близко от его лица.
– Думаешь, что можешь остановить меня словом, парень? – прошипел дунамез. – Находясь в этом теле, я сам могу остановить что угодно. Могу поднять этими его руками сдохшую корову, а скоро подберу мертвого священника Кушитика и сброшу его в море. – Продолжая говорить, дунамез силился приблизить руку Блита к лицу Рафы. – Я хочу видеть твою кровь на этом ноже, а когда ты умрешь, я буду танцевать на твоей могиле. – Инкуб от ярости плевался слюной при каждом слове и хрюкал, как свинья.
– Именем… Риатамы… приказываю тебе: изыди! – в полный голос возгласил Рафа.
Его заклятье эхом прокатилось вокруг карьера, проникло в самую гущу леса, ветер унес его далеко в море. Блит поднялся на ноги и, спотыкаясь, пересек тропинку. Скерри повернулся и опрометью бросился вниз с холма. Консит карабкался вверх так быстро, как только позволяли ему его слабые, жирные и дрожащие ноги. В этот миг раздался душераздирающий вопль: дунамез выдрался из Блита, отшвырнув его прочь, словно кучу ненужного тряпья. Инкуб стоял перед Рафой, беспомощный, скрученный лучами света, которые все туже и туже обвивали его. Блит прикрыл рукой глаза, чтобы не видеть кошмарную тварь. Скерри, бежавший к ним по узкой тропинке, не мог поверить тому, что происходило на его глазах.
Рафа встал и глянул на жалкую фигуру, съежившуюся у его ног. Дунамез смотрел на него сквозь слюдяные щелки узких глаз и даже попытался улыбнуться, обнажив великое множество торчавших вперед кривых зубов, из-за которых едва мог говорить.
– Пощади меня, я не собирался причинить тебе зло – произнес он торжественным тоном. – Если ты меня отпустишь, я покину эти места и не нанесу никакого вреда. Позволь же мне удалиться и найти тех, кто будет носить меня в себе всю свою жизнь.
– По какому праву ты вмешиваешься в дела этого мира? Разве ты дал этому человеку возможность сказать тебе «нет»? – указав рукой на Блита, с возмущением спросил Рафа инкуба, корчившегося в световых тенетах, которые все туже сжимали его.
– Он человек, у него нет никаких прав. Люди отвернулись от Риатамы так же, как сделал и я. Мы упали с небес, а вы были изгнаны из райских кущ… обманутые змием. – Дунамез засмеялся, хотя дышал с трудом, через силу. – Что знаете вы, люди, о жизни? Шесть десятков лет, ну, еще десять, а что потом? Большинство из вас обречено на геенну огненную, бесплодная пустыня теней кишит неблагодарными душами. – Он замолчал и посмотрел на Скерри, который, окаменев, стоял в нескольких шагах от него. – А знаешь что? Разреши мне войти в него. Ну какой вред могу я нанести в таком-то теле? А он хоть попользуется немного мозгами. Я мог бы дать ему такую жизнь, какой он и не видывал.
Рафа властно протянул руку к дунамезу:
– 3амолчи, злой дух! Ты никогда бы ничем не удовлетворился. Вот почему вас изгнали с неба. Ты возжелал стать Богом и отнять власть у Риатамы. Даже сейчас вы строите коварные замыслы, вы виновники всех несчастий, которые сами же принесли людям этого мира. (Дунамез содрогался при каждом его слове.) Вы напоминаете праведникам об их прошлом. Теперь настало время вам самим найти свое будущее. – Рука Рафы по-прежнему указывала на инкуба.
Блит закрыл лицо руками, спрятавшись за кустом, а Скерри весь вжался в высокую густую траву на крутом склоне. Рафа повысил голос, теперь он звучал с такой силой, что вокруг вибрировал воздух:
– Властью Всевышнего приказываю тебе удалиться туда, где тебя ждут назначенные тебе муки… Прочь!
Пряди серебряных и золотых нитей все плотнее окутывали фантом, все новыми и новыми витками. Его тело стало совершенно черным, длинное белое лицо погрузилось в темно-серый туман, а потом весь инкуб окутался золотистой проволокой-паутиной, словно жертва невидимого паука, приготовленная к умерщвлению. Фантом верещал, всеми силами стараясь разорвать обвившие его путы. Вдруг вспыхнул яркий свет, и в этой вспышке дунамез исчез. Ночь опять была темной и безмолвной.
Блит и Скерри совершенно онемели: они были так перепуганы, что не смели выйти из своих укрытий. У подножия холма осторожно выглядывал из-за огромной скалы Консит.
– Не убивай нас, – взмолился он вне себя от ужаса. – Мы не хотим тебе зла. Отпусти нас, и мы сразу же уйдем.
Скерри приподнял голову из канавы, куда он скатился, а Блит лежал за кустом в высокой траве, бормоча про себя бессмысленные слова и надеясь рано или поздно пробудиться от пережитого кошмара. Рафа сел на большой камень у тропы и рассмеялся. Для него все это было лишь частью живой вселенной.
