— Это война. Там или убиваешь сам, или убьют тебя, — рассудительно отозвался Ральф.
— Чем больше проходит времени, тем безумнее кажется все, что я делал. — Том начал задыхаться, физически ощущая себя в западне и чувствуя, как безжалостно сжимаются тиски мучивших его годами мыслей, наполненных виной и раскаянием.
Ральф не шевелился, ожидая продолжения. Том, охваченный дрожью, резко к нему повернулся:
— Господи Боже! Я просто хочу поступить правильно, Ральф! Скажи мне, правильно — это как? Я больше так не выдержу! — Он всхлипнул и с яростью грохнул бутылкой о землю. Та угодила в камень и разлетелась на мелкие осколки.
Ральф обнял его за плечо:
— Ну-ну, успокойся! Я пожил на этом свете куда больше тебя и видел всякое. Добро и зло иногда так переплетены вместе, что похожи на клубок змей, отделить которые друг от друга возможно, только убив всех, но может быть уже слишком поздно.
Ральф помолчал, не сводя с Тома глаз.
— Вопрос в том, есть ли смысл ворошить прошлое. Время нельзя повернуть вспять. — Фраза, произнесенная нейтральным тоном и не содержавшая ни оценки, ни осуждения, все равно больно кольнула Тома в самое сердце. — Господи, да самый верный способ заставить парня свихнуться — это позволить ему вечно переделывать сделанное.
Ральф потер палец.
— Будь у меня сын, я бы гордился, окажись он хоть наполовину таким, как ты. Ты хороший человек, Том. И счастливый, с такой женой и дочкой. Думай только о том, как сделать их жизнь лучше. Парень на небесах дал тебе второй шанс, и я думаю, что ему не так важно, что ты сделал или не сделал раньше. Живи настоящим. Исправь то, что сегодня еще можно исправить, и оставь остальное в прошлом. И пусть об этом болит голова у ангелов, дьяволов или кого там еще, кто за это отвечает.
— А горечь? От горечи-то никуда не деться! Она разъедает душу как рак, если ничего не сделать, — пробормотал Том, мысленно продолжая разговор с Ральфом.
На следующий день после беседы со шкипером он сидел с Люси в зеркальном коконе световой камеры и полировал латунные детали, а девочка понарошку угощала конфетами тряпичную куклу.
— А у Ляли папа тоже ты? — поинтересовалась она, поднимая на Тома лучистый взгляд голубых глаз.
Том остановился.
— Я не знаю. Может, спросишь у самой Ляли?
Девочка наклонилась и, пошептавшись с куклой, объявила:
— Она говорит, что нет. Ты только мой папа!
Лицо малышки уже перестало быть круглым, и теперь в нем угадывались будущие черты. Волосы посветлели, утратив прежний темный оттенок, бледная кожа, голубые глаза. Интересно, на кого она будет похожа: на отца или мать? Том подумал о светловолосом мужчине, тело которого он предал земле. При мысли о вопросах, которые начнет задавать девочка по прошествии лет, у него по спине побежали мурашки. Сейчас, глядя на себя в зеркало, он понимал, что походит на своего отца в этом же возрасте. Время неизменно выявляло сходство. Партагез был маленьким городком — если в младенце мать может и не узнать своего ребенка, то, глядя на взрослую женщину, разве она не заметит, как они похожи? Эта мысль не давала ему покоя. Зачерпнув тряпкой в банке чистящего порошка, он принялся яростно тереть детали, пока в глазах не защипало от пота.
Тем же вечером Том стоял на веранде и смотрел, как солнце садится за горизонт. Маяк он уже зажег, и теперь до утра на башне было делать нечего. В голове постоянно крутился совет Ральфа: «Исправь то, что сегодня еще можно исправить».
— Вот ты где, милый, — раздался голос Изабель. — Люси уснула. Мне пришлось прочитать «Золушку» целых три раза! — Она обняла Тома за талию и прижалась к нему. — Мне так нравится, как она перелистывает страницы, делая вид, что читает. Она все сказки знает наизусть!
Том промолчал, и Изабель, поцеловав его в шею, сказала:
— Мы можем лечь пораньше. Я, конечно, устала, но не настолько…
Том по-прежнему не отрывал глаз от воды.
— А как выглядит миссис Ронфельдт?
Изабель не сразу сообразила, что он спрашивал о Ханне Поттс.
— Зачем тебе это?
— А как ты думаешь?
— Она совсем на нее не похожа! У Люси светлые волосы и голубые глаза. Наверное, унаследовала от отца.
— Уж не от нас-то точно! — Он повернулся к жене. — Иззи, мы должны ей сказать.
— Люси? Но она еще слишком маленькая.
— Нет, Ханне Ронфельдт.
Изабель с ужасом на него посмотрела:
— Зачем?
— Она заслуживает того, чтобы знать.
Она содрогнулась. Иногда она и сама задумывалась, что было хуже: знать, что твоя дочь мертва или что жива, но увидеть ее невозможно. Изабель отлично представляла всю глубину страданий Ханны и в какую муку превратилась для нее жизнь. Но она также не сомневалась, что, признав хоть на мгновение правоту Тома, она совершит роковую ошибку.
— Том, мы уже приняли решение. Нельзя ставить свои угрызения совести выше блага Люси.
— «Угрызения совести»? Господи Боже, Изабель, мы говорим не о краже монеты из чьей-то коллекции! Речь о жизни ребенка! И жизни ее матери, раз уж на то пошло! Каждое мгновение нашего счастья украдено у нее! Это не может быть правильным, какие бы доводы мы себе ни приводили.
— Том, ты устал, расстроен и сбит с толку. Утром ты на все посмотришь другими глазами. Я не хочу больше говорить об этом сейчас. — Она коснулась его руки и постаралась унять дрожь в голосе. — Мы… мы живем не в идеальном мире. И должны с этим смириться.
Он смотрел на жену, не в силах избавиться от чувства, что ее не существует. И что вообще ничего не существует, ибо между ними пролегла бездонная пропасть, по обе стороны которой находились две разные реальности, не имевшие больше никаких точек соприкосновения.
Люси особенно нравилось разглядывать фотографии, сделанные во время приезда в Партагез.
— Это я! — говорит она Тому, сидя у него на коленях и показывая на лежавший на столе снимок. — Но тогда я была еще маленькая. А теперь я большая девочка.
— Конечно, милая. Тебе исполнится целых четыре года.
— А это, — авторитетно заявляет она, — мамина мама!
— Верно. Мамина мама — твоя бабушка.
— А это папин папа.
— Нет, это мамин папа. Твой дедушка.
Люси на него озадаченно смотрит.
— Понимаю, что легко запутаться. Но бабушка и дедушка не мои мама и папа.
— А кто твои мама и папа?
Том пересадил Люси с одного колена на другое.
— Моих маму и папу звали Элеонора и Эдвард.
— Они тоже мои бабушка и дедушка?
Том ушел от ответа.
— Они оба умерли, милая.
