— Почему? — Алвис еще раз взглянул на певшего человека и поспешно отвел глаза. Лицо у того было словно у безумного, глаза лихорадочно блестели. Было такое ощущение, словно он вот-вот бросится на своих соседей с кулаками или начнет произносить речь.
Алвис подумал, что замечал подобное за людьми в ночь красных дьяволов и раньше. Только не придавал этому значения. А сейчас придал. Почему? Может, это результат того, что он теперь стал другим, изменился?
— Не знаю, — задумчиво проговорил Толгрим. — Может быть, что-то в этой ночи есть магическое. Одно могу сказать совершенно точно. Не завидую я людям того мира, в котором эта ночь длится все время. В нашем мире встречается много ужасных и неприятных вещей, но в их… Нет, не завидую.
Ритуальная песня в честь ночи красных дьяволов оборвалась. Алвис снова взглянул на того, кто ее пел. Теперь он пил пиво. Лицо у него было спокойное, можно сказать умиротворенное, словно он выполнил свой долг. Словом, он снова стал самым обычным человеком, кузнецом или пекарем. Эта ночь пройдет. Не может же она длиться вечно? Все вернутся к обыденным делам и забудут о ней, чтобы вспомнить лишь через год. Но Алвис почему-то был уверен, что и через год этот человек снова затянет ритуальную песню и опять глаза его станут безумными.
Юноша пожалел, что еще не способен видеть нити судьбы. Он бы с удовольствием попытался по ним определить, о чем думает этот человек.
Служанка принесла им ужин. Хозяин гостиницы, видимо, решил, что от этих двух постояльцев все равно не отделаешься, и поэтому ужин был обильный.
Минут через пятнадцать Толгрим откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу.
— Кажется, пора это обжорство прекратить. Если я съем еще немного, то не смогу этой ночью быстро двигаться.
Алвис только улыбнулся.
Уж он-то мог съесть сколько угодно. Любой человек дороги может поужинать за троих, а потом убежать от толпы разгневанных лавочников.
Он добросовестно прикончил свою порцию. Потом выпил кружку пива и, закурив, спросил:
— А далеко он находится, этот дом черного мага?
— Угу, почти на другом конце города.
Алвис присвистнул.
— Стало быть, нам придется до него долго топать? И это в ночь красных дьяволов?
— Конечно, — невозмутимо произнес охотник. — Именно так. Я не мог поселиться поблизости от дома черного мага. Это заставило бы его насторожиться. Мы хорошо порезвились в этом городе, но, уверен, черный маг пока думает, что к его особе все наши фокусы не имеют отношения.
— Хорошо, — махнул рукой Алвис. — Если надо, я согласен пройти этот город из конца в конец дважды.
— Ну вот и отлично. Теперь нам остается лишь вернуться в свою комнату, выбраться из этой гостиницы, и можно начинать главную охоту, ради которой я, собственно, и приехал в этот город.
Они помолчали.
Сигаретный дым поднимался к потолку и скапливался в белесое облако, сквозь которое свет каменных светлячков казался слегка тускловатым. Голоса постояльцев сливались в нечленораздельный, исполненный тревоги шум. Вдруг он стих.
В центре зала стоял старик с длинной седой бородой, в здорово смахивающей на мешок хламиде. В руках он держал старенькую скрипку и смычок.
Вот старик посмотрел на хозяина гостиницы и спросил:
— Начинать?
— Давай! — крикнул гот.
Старик кивнул, взял скрипку поудобнее и поднял смычок.
— Не тяни! Врежь что-нибудь веселенькое: — крикнул один из постояльцев, судя по одежде, сборщик молочных раковин.
Старик прикоснулся смычком к скрипке, и она запела. Мелодия была странная, совершенно незнакомая, и уж какая угодно, только не веселая. Но зал замер, поскольку в мелодии чувствовалась почти колдовская гармония и красота.
Сборщик молочных ракушек вскочил было и хотел что-то крикнуть, но один из тех, кто с ним сидел за одним столом, хлопнул его по плечу. И сборщик осел обратно на стул, видимо передумав. А скрипка играла.
И зал слушал, потому что мелодия, которую играл седобородый скрипач, рассказывала обо всем. Она говорила о жизни и была так же, как жизнь, наполнена неожиданными переменами, спокойными, безмятежными кусками небытия и тайным неуловимым смыслом. Скрипка играла, и лица тех, кто сидел в зале, изменялись, становились как-то проще, наивнее, что ли, словно слушавшие ее постояльцы мгновенно молодели на десятки и десятки лет, возвращались в детство, чтобы опять научиться изумляться гармонии мира, которую нельзя выразить словами, можно лишь ощущать.
Тот самый сборщик молочных ракушек, который хотел было остановить скрипача, теперь сидел, подперев ладонью щеку, и, похоже, плакал. По крайней мере, плечи его тряслись, и Алвис мог поклясться, что не от смеха. Старый мальб в расшитом золотом драном мундире неизвестно каких войск залпом выпил кружку пива и взялся за новую. Морда у него была спокойная, словно каменная. Вот только глаза горели как два драгоценных камня. Алвис подумал, что первый раз видит у мальба такое выражение глаз.
Рядом с мальбом сидела юная красотка в платье с большим вырезом. Лицо у нее было бледным, словно она увидела перед собой привидение. Тонкие, изящные пальцы нервно тискали кусок хлеба. Крошки падали прямо на платье, но девушка этого не замечала.
Алвис на секунду закрыл глаза, снова открыл и обвел взглядом зал.
Нет, все было по-прежнему. Странная музыка скрипача очаровала всех сидящих в зале, сделала с ними нечто странное, превратив их в тех, кем они могли быть, если бы не упустили в своей жизни нечто важное, если бы не перешли некую границу, за которой начинается обыденная жизнь, границу, чувствовать которую дано лишь очень немногим. Чувствовать и стараться держаться от нее подальше, любыми средствами, любой ценой.
А потом наваждение кончилось. Скрипач опустил смычок. И несколько секунд в зале была полная тишина.
А потом… Хозяин гостиницы осуждающе покачал головой. Все тот же сборщик молочных ракушек встал и, размазывая но чину слезы, крикнул намеренно грубо:
— Ну ты, музыкантишка, мы просили веселое… А ты…
Скрипач бросил взгляд на хозяина гостиницы.
— Давай врежь им, — сказал тот.
И скрипка заиграла снова. Только теперь это была самая обычная развеселая музыка, под которую так удобно танцевать, есть и разговаривать.
— Пойдем, нам пора, — сказал Толгрим и встал.
— Кто это был? — спросил ошарашенным Алвис.
— Музыкант?
— Ну конечно.
— Пойдем, я тебе все расскажу. Но не здесь, — сказал Толгрим.
Они встали и пошли в свою комнату. Проходя мимо хозяина гостиницы, охотник сказал:
— Мы в расчете.
— Да, в расчете, — каким-то севшим, бесцветным голосом сказал тот.
