– Это ты в армии научился, – констатировал Виктор.
– В ней самой. В отличие от тебя, симулянта.
– С чего это я симулянт?
– С того, что в армии не был, – улыбнувшись, огрызнулся Наумов.
– Зато у меня было пять лет военной подготовки.
– Пой, пташечка, пой, – переворачиваясь на правый бок и закрывая глаза, пробормотал Андрей. – Симулянт и есть. А на твою военную подготовку – плюнуть и растереть.
– Еще квакнешь и получишь по башке, – спокойно отозвался Виктор.
– Сам получишь, – пробормотал Андрей, уже окончательно засыпая.
Глава шестнадцатая
Он бежал по обрывистому берегу реки, по зеленой, невозможно зеленой траве. Он не знал, куда он бежит. Впрочем, ему и не хотелось это знать. Он бежал, и в этом действии был какой-то тайный смысл, какое-то странное предназначение.
Бег, и больше ничего.
Голубое, неестественно голубое, с огромным жарким солнцем в самом зените небо… и он между зеленью и голубизной. Один.
Откуда-то он знал, что остался на всей Земле один, и почему-то это не вызывало у него никакой тревоги. Это было нормально. И привычно.
Одиночество, Между небом и землей. Может быть, это даже было хорошо. Хотя он был не уверен даже в этом. Здесь, в этой пустоте и безмолвии, уверенность была не нужна, она была чем-то неестественным, ненормальным, так же как страх, так же как полное счастье.
А для того чтобы испытать все эти чувства, надо было вспомнить, что они из себя представляют. Все беда состояла в том, что от чувств остались только названия, пустые, ничего не значащие слова, не имеющие никакого смысла, не говорящие ничего, не пробуждающие никаких откликов в душе.
Он в очередной раз подпрыгнул, перелетая через неглубокую заводь, на дне которой лениво двигались бесплотные тени рыб, извивающиеся, поводящие из стороны в сторону плоскими телами, сквозь которые просвечивали яркие речные камешки.
И в этом была странная гармония, запредельное совершенство, необъяснимая красота, от которой сладко сжималось сердце, от которой хотелось бежать и бежать в бесконечности, в остановившемся времени туда, к постепенно возникающей на горизонте горе.
Гора. Она была неотвратима, она возникала, словно проявляясь из странного, поблескивающего мелкими бриллиантовыми искорками тумана, становясь все реальнее, все ощутимее, все ближе.
А потом он оказался возле ее подножия и вдруг с удивлением почувствовал, что с ним что-то происходит, он как-то изменяется, словно бы в нем прорастали какие-то неведомые, неизвестно откуда взявшиеся семена. Они прорастали, они раскидывали в стороны ветки и к тому времени, когда он оказался близко от вершины, дали плоды. И только тогда, когда эти плоды созрели, Андрей вдруг понял, что на самом деле то, что в нем прорастало, было самым настоящим чувством, ощущением… Каким?.. Да страха, конечно же, страха.
А вершина была все ближе и ближе, и там, на вершине, пустое ровное место, в середине которого было нечто, одновременно и притягивавшее его, и зарождавшее в нем этот страх.
Он двигался по спирали, пытаясь одновременно уйти от этого места, спуститься вниз, к подножию горы, но его властно тянуло вверх. И вот он уже мог ясно разглядеть причину этого страха. Ровная, хорошо утоптанная площадка, в центре которой было три квадратных отверстия в земле, так, словно только что в нее были воткнуты три бруса. Почему-то эти отверстия внушали ему необоримый ужас. Он знал, что, достигнув их, умрет, перестанет существовать, и всеми силами стремился обратно.
Словно помогая ему, над обрывом взметнулись кривые, мохнатые, вооруженные длинными когтями лапы. Они тянулись к нему, чтобы помочь уйти, помочь избавить от этого наваждения. Но было уже поздно.
Спираль становилась все уже и уже, и квадратные отверстия были уже возле самых его ног…
– Эй, соня, вставай!
Андрей вскинулся, вырываясь из плена сна, ошалело посмотрел на будившего его Виктора.
– Ну ты и спал! Жутко беспокойно, – сказал тот. – А полчаса назад закричал так, словно бы тебя резали. Я уже хотел было тебя разбудить, но ты замолчал и я успокоился. Приснилось что-нибудь?
– Да так, разная чепуха, – буркнул Андрей. – Лучше скажи, что интересного увидел.
– Кое-что есть, – ответил Виктор. – Только сначала сядь к окну, поскольку уже несколько минут одиннадцатого. Твое время дежурить. А я прилягу, поскольку мое время отдыхать. Усекаешь?
– Вот ведь тиран, – мрачно промолвил Андрей. – Ладно, будь по-твоему.
Он уселся на место Виктора и уставился на подъезд, в котором жил Дипломат.
Уже стемнело. Зажглись фонари. Прохожих на улице стало значительно меньше. В основном шла молодежь, видимо, спешившая на дискотеки, просто танцульки, а может, и в гости.
– Давай, рассказывай, – приказал Андрей, когда Виктор с нескрываемым удовольствием растянулся на кровати.
Дегин вздохнул, перевернулся на живот.
– Ну, видел я, как приехал этот Дипломат. Телохранителей у него аж двое. Это не считая шофера. Только, мне кажется, лохи они большие. Конечно, что-то умеют. Прикрывать они его пытались вроде бы по всем правилам. Да только провинция все равно есть провинция…
Он вздохнул, перекатился на спину.
– Короче, можно его подстрелить. Тем более даже если телохранители и стараются что-то сделать, то сам он здорово им мешает. Понимаешь, человек не осознает, что может в любой момент получить пулю между глаз. Ну, сам знаешь, психология провинциальных баронов.
Андрей улыбнулся.
– Это типа: «Я тут самый крутой, кто осмелиться поднять на меня руку?»
– Вот, вот. Хотя не могу гарантировать, что, когда я взгляну на него через прорезь прицела, он не выкинет какой-нибудь фортель.
– С чего это?
– Интуиция у таких людей работает дай боже. Они кожей чувствуют, когда их берут на мушку. В этот момент они забывают обо всех амбициях и борются за спасение своей шкуры просто отчаянно.
Он закинул руки за голову и продолжил:
– Иногда мне кажется, что мы являемся чем-то вроде санитаров леса, убирающих ослабевших. Тех, кто потерял осторожность, мы тоже убираем, поскольку ее потеря говорит о деградации. Забавно было бы поглядеть на те особи, которые возникнут в результате такой «селекции».
– Ничего не выйдет, – покачал головой Андрей. – Человеческая жизнь очень коротка, и каждому новому поколению свойственно повторять ошибки предыдущих. Те, кто достиг совершенства, рано или поздно все равно проигрывают. Но только в соревновании не с пулей киллера, а с самой обыкновенной, рядовой смертью.
– Собственно, это тоже награда, – сказал Виктор. – Умереть естественной смертью – что может быть выше? В определенных кругах это все равно что получить Нобелевскую премию.
