— Лекции не будет, я не допущу, чтобы мою методику присвоили Зинченко и Нилин. Мне только что сообщили, что, пока я стою перед моральными проблемами, открывать ли широкой общественности свою методику или нет, Зинченко с попустительства Нилина уже организовал платные курсы и по моей методике учит всех желающих левитировать, беря за десять сеансов по шестьсот рублей. — Обрушив в зал свое возмущение, Ломтев прислушался, ожидая отклика от собравшихся. Зал замер в сладком ожидании скандала. — Дельцы от науки, товарищи, не имеют ничего святого. Пока я мучаюсь нравственными проблемами, вопрос решен однозначно: есть деньги — левитируй, нет денег — ходи по земле, Я предлагаю сейчас, сегодня, здесь организовать комитет по запрещению всяких опытов по левитации впредь до выяснения, кому принадлежит приоритет в создании методики обучения полетом. Попрошу товарища Зинченко, который присутствует здесь же, в президиуме, ответить, на каком основании он использует чужую методику?!
Публика, которая еще минуту назад горела желанием узнать, есть левитация или нет, загорелась таким же сильным желанием узнать, оправдается ли Зинченко от обвинений Ломтева.
Причем в обвинениях Ломтева было столько жару и запала, что многие из задних рядов без всякой левитации поднялись с мест, чтобы лучше разглядеть этого Зинченко, на которого указывал перстом Ломтев.
— Да, да, идите сюда, к микрофону! — прокурорским тоном, уже овладев ситуацией и вниманием публики, распоряжался Ломтев. — Расскажите общественности, за что вы берете по шестьсот рублей с человека за десять занятий.
Зинченко, маленький лысый человек в вельветовых джинсах, с выкатывающимся из них животом, возмущенно тряся лопаткой профессорской бородки, выскочил из-за стола и ринулся к микрофону.
— Чудовищная дезинформация! Скажу больше, клевета! Ломтев опять все передергивает! — завизжал Зинченко в микрофон. — Я нарочно присутствую на этом собрании, чтобы не допустить жалкого фарса, который хочет устроить Ломтев. Это я автор методики, которую украл у меня Ломтев.
Ломтев вырвал из рук маленького Зинченко микрофон.
— За что вы берете по шестьсот рублей?! — Ломтев говорил солидно. Он продолжал: — У вас уже отучилось восемь групп по десять человек. Сорок восемь тысяч вы положили в карман. Представьте нам хоть одного левитирующего. Не можете?! Значит, деньги в карман положит Зинченко, а демонстрировать полеты будет Ломтев. Где обученные?
Товарищи обучаемые, не верьте Зинченко! Вы убедились, что он только зря берет деньги, наживается на вашем легковерии, друзья.
Зинченко подпрыгнул и, двумя руками обхватив микрофон, на несколько секунд овладел инициативой.
— Минуту, товарищ! Наши курсы — скорейший способ научиться практической левитации. Не верьте наглому узурпатору Ломтеву. Ждем вас…
Ломтев, побагровев от натуги, снова вырвал микрофон у Зинченко. Нилин и несколько членов президиума бросились разнимать оппонентов.
— Шарлатан Зинченко не может летать сам и не может обучать этому других.
— Хорошо! — завопил Зинченко. — Я полечу. Смотри, жалкий лгун!
Зинченко тщательно избег всех нецензурных выражений, оставляя их для закулисной борьбы.
— Вот, ты видишь! Видишь!
— Ну давай! Давай! — подзадоривал его Ломтев. — Левитируй! Что же ты?! Не можешь!
— Саша! — кинулся к нему Нилин. — Не унижайся перед этим скандалистом. Опустись на землю.
— Не опущусь. Зафиксируйте отрыв! — вопил Зинченко. — Товарищи, зафиксируйте отрыв!
— Какой отрыв? — возмутился Ломтев.
— Есть отрыв! — торжествующе заорал Нилин, наскакивая на Ломтева и уже норовя съездить того кулаком по лицу.
— Кто, я не могу левитировать?! — вопил Зинченко. — Смотрите, как я не могу!
Но члены президиума уже накинулись на обоих спорщиков.
— Дайте мне подняться! — кричал Зинченко.
— Где отрыв?! Отрыв! Отрыв! — пронеслось по рядам, многие уже бежали к сцене, чтобы получше пронаблюдать драку двух основных лидеров отечественной левитации.
— Был, был отрыв. Я видела! — кричала скромно одетая старушка с орденскими планками и с нашивками за ранения, в которой по крючковатому носу бабы-яги и клыкам можно было признать Агафью. — Я как бывшая летчица и ветеран войны официально констатирую! Был отрыв! — подливала она масла в огонь скандала.
А в публике раздавалось:
— Не было никакого отрыва.
— Был. Явных полметра.
— Да они его держат, гады!
— Не дают взлететь человеку. Александр Иваныч, отрывайся!
Но члены президиума, крепко держа двух оппонентов за руки, не давая им высоко отрываться от земли, поволокли обоих за кулисы. Однако многие из сторонников Зинченко видели, как Зинченко поднимался в воздух и как висли на его плечах приспешники Ломтева, а поклонникам методики Ломтева казалось, что это Ломтев отрывался от пола сцены, а его тянули к земле сторонники Зинченко.
Нилин схватил микрофон и скороговоркой бросил в зал несколько фраз.
— Прошу публику извинить! По техническим причинам сеанс левитации отменяется. Руководство ассоциации приносит публике свои извинения за неэтичное поведение оппонентов. Секция закрывается, но вопрос оставляем открытым. Двадцать восьмого мая состоится окончательное решение проблемы левитации в СССР в большом зале Дворца культуры АЗЛК. Билеты продаются в кассе! А сейчас состоится демонстрация кинофильмов.
Но публику не интересовали кинофильмы, и она, возбужденно переговариваясь, стала покидать зал. Только несколько старушек, которым было все равно что смотреть, да несколько школьников начальных классов остались на кинофильм.
Приятно проснуться богатым человеком. Даже если ты последний нищий, живущий на трубах котельной, хоть однажды в жизни ты можешь проснуться, чувствуя себя богатым человеком. Для этого тебе накануне подорожания стеклотары нужно собрать, скажем, за задней стенкой калорифера, который держится на двух заклепках, всего каких-нибудь тридцать или сорок бутылок.
Эти заклепки, оказывается, очень легко вынимаются, если с тыльной стороны железной стенки открутить пару гаек. А никто из всей компании московских бомжей, которые так и шлифуют все тайные закутки подвалов, чердаков, бойлерных и котельных, пока еще не догадался сунуть руку под углом в тридцать градусов за железную стенку и отвернуть эти гайки. Это открытие сделал ты. И вот у тебя есть тайник, в котором на черный день накоплено несколько десятков винно-водочных бутылок. Конечно, за тобой следят, друзья видят, что ты куда-то носишь по одной-две бутылки, — где-то у тебя накапливаются сокровища. И по всем их расчетам уже накоплено на три, а то и на четыре бутылки красного. Кое-кто поговаривает, что, может быть, ты поставил в тайничок не просто пустые бутылки, но даже одну-две бутылки белого. Теперь с тобой в пивных уже считаются, заводят философские разговоры, спрашивают мнение о политических лидерах. Уже ты можешь не соглашаться с тем, что Горбачеву нет альтернативы, и тебя слушают. Но ты говоришь мало, многозначительно помалкивая. Говорите, говорите, друзья, все это пустые разговоры! У вас нет собственности, а у меня есть! Нет, собственность — это не бутылки, пусть их уж тридцать или даже сорок. Хоть и это, конечно, почти как счет в швейцарском банке. Главное — не счет, главное — это недвижимость, моя дыра за калорифером в бойлерной, куда вы заглядываете каждый день. Я теперь собственник, а вы голь перекатная. Бомжи! А я солидный человек, у меня есть недвижимость, средства производства. ^Средства производства — это моя дыра. Врет Мишка Профессор, что недвижимость ничего не производит. Очень даже моя дыра производит бутылки, и поэтому я могу пройти период первоначального накопления капитала. Вот, скажем. Болт, крутой мужик, хапуга, рвач, вчера из-под носа увел у меня две бутылки, но у него нет недвижимости — нет собственной дыры, и все, что он вечером собрал, утром должен сдать в приемный пункт стеклотары и тут же пропить.
