— Хорошо, вот поговоришь, как надо, с Завидчей, и научу. Договорились?
Старуха в обличии супермодели насмешливо поглядела на свою стоюродную внучатую племянницу.
— Я постараюсь! — кивнула копной каштановых волос студентка Гнесинского института.
— Тогда пойдем!
Агафья провела свою подопечную на третий этаж посольства, где Завидчая очень скромно жила в небольшой башенке с тремя окнами-бойницами. Варя даже удивилась, попав в этот кабинет скорее богатого ученого, чем повелительницы темных сил. Самой Элеоноры не было в помещении.
— Подожди меня здесь, я сейчас позову нашу Хозяйку!
Агафья, оставив Варю одну, вышла из комнаты.
Девушка огляделась. У каждого оконца стоял письменный стол, слоено те научные или поэтические труды, какие предпринимала Элеонора на пользу аферийского государства, нельзя было успешно завершить за одним столом. Более того, стол, стоящий справа от входа, имел три столешницы, составленные буквой «П», так что сидящий в центре ученый мог бы, поворачиваясь на сорок пять градусов, писать сразу три рукописи. По стенам были выложены античные барельефы, изображающие битву кентавров с лапифами и сцены взятия Трои.
Людоедка села в крутящееся кресло и стала разглядывать письменные принадлежности, все очень древнее, дорогое, пахнущее стариной и чудесными восточными ароматами. Взяла одну из книг, выстроенных по краю, слоено офицеры перед полковым командиром для вечернего рапорта. Так оно и было — фолианты нужны были, чтобы разукрасить Элеонорины сочинения нужными цитатами. Книжки пестрели парчовыми закладками.
Слева стояли немецкие фолианты, по центру — латинские, справа — на французском языке.
— Неужели Элеонора полиглотка? — с завистью подумала Варя. Она открыла кожаный бювар и обнаружила рукопись, написанную явно элеонориным почерком. Никто другой не мог бы писать так кокетливо и вместе с тем твердо, очень женственно и в то же время повелительно. Варя повернулась к «французскому» столу и взяла другую рукопись — это были явно деловые письма. На бланках аферийского посольства по несколько строчек было написано той же рукой, но совершенно другим почерком.
— Какая она разная! Не знаю, хорошо это или плохо, — задумалась девушка.
Она встала и подошла к четвертому столу, стоящему рядом с кожаным диваном. Достаточно было одного взгляда, чтобы решить, что это место для любовных писем.
Нефритовая кошка, томно положившая грустную, но очаровательную мордочку на передние лапы, парные египетские статуэтки, грустящая дева Родена, оседланная лошадка с понурой головой — все навевало мысли о потерянном возлюбленном.
— Вот здесь я живу, а там лицедействую! — раздался проникновенный сочный голос.
Варя обернулась.
— Сиди, сиди! Это мой любимый стол. За каждым из них свой мир. Окунаюсь то в один, то в другой, каждый мир рождает свои чувства, а чувства будят мысли. Ах, чувства, чувства! «От полноты сердца говорят уста!».
Элеонора, наряженная в костюм шахматной королевы, подошла к своей пешке и села на жесткий диван.
— Ты думаешь, по ночам я утопаю в пуховых перинах в постели под парчовым балдахином? Нет, я сплю под верблюжьим одеялом на жестком диване, а под голову хладу вот это седло. Я ни на мгновение не должна предаваться неге, иначе злые люди меня погубят. Я молода, неопытна и только терпением и осторожностью могу компенсировать недостаток своих знаний. Один неверный шаг — и я погибла, мои слуги сразу же перестанут слушаться и свергнут меня с престола.
— Говорят, что умение слушать лучше умения говорить. «Молчанье — золото», но, увы, Варвара, сильные мира сего не могут позволить себе молчать, быть скрягами, их удел — тратить молчание. Вот почему все государственные бюджеты составляются с дефицитом, а казна королей почти всегда пуста Когда государственная машина крутится сама собой, короли только многозначительно недоговаривают, но если машина сломалась, надо потратить много слов и дать много обещаний, чтобы снова запустить ее.
Прекрасная людоедка поняла, что Элеонорина машина если не остановилась, то вертится не так скоро, как ей бы хотелось.
Завидчей предстояло уговорить Варвару выполнить не очень приятную работу: на Тюремных Олимпийских играх убить любимого человека и передать хозяйке нечистых сил волшебное кольцо Хрисогонова.
— Варвара, ты ведь любишь Недобежкина? — спросила злодейка и протестующе выставила ладонь, как бы защищаясь от ответа. — Нет, нет, можешь не отвечать. Молчи, пока не захочешь мне возразить. Если бы ты не любила Недобежкина, разве посмела бы съесть собственного отца или рисковать жизнью, прячась с луком и стрелами в моей спальне? Ко тебе кажется, что он любит меня. Поверь, его любовь ко мне всего лишь безумное увлечение, вроде сумасшествия. Я его околдовала Да, околдовала, я в этом признаюсь.
Элеонора прошлась по своему кабинету, взяла в руки нож для резки бумаги, посмотрела на его рукоятку в виде головы Наполеона, усмехнулась своему кумиру и продолжила рассуждение.
— Я решила убить Недобежкина! — ока вызывающе взглянула в глаза людоедки. — Как видишь, говорю откровенно. Ты можешь спасти его. Мне от него нужно только кольцо, которым он незаконно завладел. В настоящее время Аркадий в тюрьме, и мои слуги так устроили, что он будет участвовать в Тюремных Олимпийских играх в качестве каратиста, это, как ты понимаешь, тоже моя затея. Пока что дурачку везет. Аспирантишка вдруг возомнил себя суперменом.
Элеонора презрительно рассмеялась.
— Однако на финальном поединке он должен будет красиво умереть. Все его суперменство — только в волшебстве которым он случайно завладел. Но на любой яд есть противоядие Агафья приготовила Маску Черной Смерти, и эта Маска сильнее недобежкинского кнута. Маска символизирует притворство, а притворство всегда побеждает открытость.
Мы совершим подмену, и на финальный бой вместо заключенного выйдет, скажем, Бульдин или Агафья, личность не важна, важна маска. Она убьет твоего Недобежкина и завладеет по праву победителя кольцом.
Элеонора сделала паузу, наблюдая за эффектом, который произвели на Повалихину ее слова.
— Поверь, я вовсе не кровожадна Мне нужно только кольцо. Если хочешь спасти Недобежкина, надень Маску Черной Смерти и выйди с ним на бой сама, одержи победу и, когда одолеешь его, сними кольцо, а дальше сделай вид, что у вас ничья. А раз ничья, значит, вы оба будете олимпийскими чемпионами, и Недобежкина отпустят га свободу.
Варя погрузилась в раздумье. У нее появился шанс спасти своего возлюбленного.
— Я должна подумать, — вдруг нашла она ответ.
— А чего тут думать, — настаивала золотоволосая. — Скажи «да» или «нет», и дело с концом.
— Мне надо подумать! — упрямо отозвалась та. — Вечером скажу.
— Ну хорошо, думай, только недолго. Скоро финал, а нам ведь еще в Америку лететь, дело это будет не в России, а в Лос-Анджелесе. Ступай!
