Я покачал головой.
– Нет, я в полном недоумении.
– Вы уверены, что вам не померещилось? Иногда, Гастингс,
ваше воображение бывает un peu vif
[37]
.
– Нет-нет, – энергично возразил я. – Я уверен, что не
ошибся.
– Bien
[38]
. В таком случае этот факт требует объяснения. А
четвертый мой вопрос касается пенсне. Ни Сильвия Уилкинсон, ни Карлотта Адамс
не носили очки. Что тогда эти очки делали в сумочке мисс Адамс?
И, наконец, пятый вопрос. Кому и зачем понадобилось звонить
в Чизвик Сильвии Уилкинсон?
Вот, друг мой, вопросы, которые не дают мне покоя. Если бы я
мог на них ответить, то чувствовал бы себя гораздо лучше. Если бы мне всего
лишь удалось создать теорию, более или менее их объясняющую, мое amour
propre
[39]
успокоилось бы.
– Есть еще и другие вопросы, – сказал я.
– Какие именно?
– Кто был инициатором розыгрыша? Где находилась Карлотта
Адамс до и после десяти часов вечера? Кто такой Д., подаривший ей шкатулку?
– Это слишком очевидные вопросы, – заявил Пуаро. – Им
недостает тонкости. Это лишь то, чего мы не знаем. Это вопросы, касающиеся
фактов. О них мы можем узнать в любой момент. Мои же вопросы, Гастингс, –
психологического порядка. Маленькие серые клеточки...
– Пуаро, – в отчаянии прервал его я, – вы говорили, что
хотите нанести сегодня еще один визит?
Пуаро взглянул на часы.
– Вы правы, – сказал он. – Надо позвонить и спросить, удобно
ли нам сейчас прийти.
Он вышел и через несколько минут вернулся.
– Пойдемте, – сказал он. – Все в порядке.
– Куда мы направляемся? – спросил я.
– В Чизвик, к сэру Монтегю Корнеру. Мне хочется побольше
узнать о том телефонном звонке.
Глава 15
Сэр Монтегю Корнер
Было около десяти часов, когда мы подъехали к дому сэра
Монтегю Корнера в Чизвике, у реки. Это был большой дом, стоящий в глубине
парка. Нас впустили в холл, отделанный изумительными панелями. В открытую
справа дверь видна была столовая с длинным полированным столом, на котором
горели свечи.
– Сюда, пожалуйста.
Дворецкий провел нас по широкой лестнице в большую комнату
на втором этаже, окна которой выходили на реку.
– Мсье Эркюль Пуаро, – объявил дворецкий.
Эта была красивая, благородных пропорций комната, и неяркие
лампы под глухими абажурами придавали ей что-то старомодное. В одном углу у
открытого окна стоял стол для игры в бридж, и вокруг него сидели четыре
человека. Когда мы вошли, один из них поднялся нам навстречу.
– Счастлив познакомиться с вами, мсье Пуаро.
Я с интересом посмотрел на сэра Монтегю Корнера. У него было
характерное еврейское лицо, очень маленькие умные глаза и хорошо подобранная
накладка. Он был невысокого роста – около ста семидесяти сантиметров. Держался
сэр Монтегю просто.
– Позвольте представить вам мистера и миссис Уилдберн.
– Мы уже знакомы, – сказала миссис Уилдберн, одарив нас
улыбкой.
– И мистера Росса.
Росс оказался молодым человеком лет двадцати двух с
симпатичным лицом и светлыми волосами.
– Я помешал вашей игре. Миллион извинений, – сказал Пуаро.
– Не беспокойтесь. Мы не успели начать. Мы как раз
собирались сдавать карты. Кофе, мсье Пуаро?
Пуаро отказался от кофе, но, когда был предложен коньяк, он
согласился. Коньяк нам подали в старинных бокалах.
Пока мы его пили, сэр Монтегю занимал нас беседой.
Он говорил о японских гравюрах, китайских лаковых
миниатюрах, персидских коврах, французских импрессионистах, о современной
музыке и о теории Эйнштейна.
Окончив говорить, он благожелательно улыбнулся нам. Видно
было, что он очень доволен своей лекцией. В полумраке комнаты он казался
сказочным джинном, которого окружали изысканно красивые вещи.
– Прошу прощения, сэр Монтегю, – начал Пуаро, – но я не смею
больше злоупотреблять вашей добротой. Мне пора объяснить, почему я решился вас
потревожить.
Сэр Монтегю помахал рукой, напоминавшей птичью лапку.
– Не стоит торопиться. Время бесконечно.
– Я всегда думаю об этом, бывая в вашем доме, – вздохнула
миссис Уилдберн. – Здесь так прекрасно!
– Я бы за миллион фунтов не согласился жить в Лондоне, –
сказал сэр Монтегю. – Тут нас окружает почти забытая атмосфера старины и покоя,
которой всем так не хватает сегодня.
Мне вдруг пришло в голову, что, если кто-нибудь
действительно предложит сэру Монтегю миллион фунтов, атмосфера старины и покоя
может потерять для него свою привлекательность, но дальше свою еретическую
мысль я развить не посмел.
– В конце концов, что такое деньги? – с тихим презрением
спросила миссис Уилдберн.
– Да... – сказал мистер Уилдберн и, опустив руку в карман
брюк, рассеянно забренчал монетами.
– Арчи! – с упреком сказала миссис Уилдберн.
– Пардон, – сказал мистер Уилдберн, и бренчание
прекратилось.
– Боюсь, что в такой атмосфере непростительно говорить о
преступлении, – извиняющимся голосом сказал Пуаро.
– Отчего же, – милостиво помахал ему сэр Монтегю, –
преступление может быть художественно безупречным. Сыщик может быть художником.
Я, разумеется, не имею в виду полицию. Сегодня ко мне приходил полицейский
инспектор. Странный человек. Например, он никогда прежде не слыхал о Бенвенуто
Челлини.
– Он, наверное, приходил из-за Сильвии Уилкинсон? – с
нескрываемым любопытством спросила миссис Уилдберн.
– Мисс Уилкинсон очень повезло, что она находилась в вашем
доме прошлым вечером, – заметил Пуаро.
– Кажется, да, – отозвался сэр Монтегю. – Я пригласил ее,
поскольку знал, что она хороша собой и талантлива, и в надежде, что смогу
помочь ей советом. Она собирается возглавить собственное дело. Но, похоже, я
помог ей в чем-то совершенно ином.
– Сильвия всегда была удачливой, – сказала миссис Уилдберн.
– Она так хотела отделаться от Эджвера, и пожалуйста, нашелся кто-то,
избавивший ее от хлопот. Теперь она выйдет за молодого герцога Мертонского. Все
только об этом и говорят. Его мать в ужасе.
