Мне стало жаль Аделу Марш, как только я ее увидел. Ее
большие темные глаза казались еще темнее и больше, чем прежде. Под ними залегли
черные круги, как будто она провела бессонную ночь. Тяжело было видеть столь
измученное, несчастное лицо у совсем молоденькой девушки, почти ребенка. Пуаро
усадил ее в кресло.
– Я пришла к вам, мсье Пуаро, потому что не знаю, как быть
дальше. Если бы вы знали, как мне тяжело!
– Да, мадемуазель, – серьезно, с сочувствием произнес Пуаро.
– Я знаю, что вы сказали Рональду в тот день. Я имею в виду,
когда его арестовали. – Она поежилась. – Он говорил, что вы вдруг подошли к
нему, как раз когда он сказал, что ему наверняка никто не верит, и сказали: «Я
вам верю». Это правда, мсье Пуаро?
– Правда, мадемуазель, именно так я и поступил.
– Понимаю, но я хотела спросить, правда ли, что вы
действительно так думаете? То есть вы верите ему?
От волнения она вся подалась вперед, крепко сжав руки.
– Да, мадемуазель, – спокойно ответил Пуаро. – Я верю, что
ваш кузен не убивал лорда Эджвера.
– О! – Ее щеки порозовели, а глаза раскрылись еще шире. –
Значит... значит, вы считаете, что это сделал кто-то другой?
– Естественно, у меня есть кое-какие идеи... или, лучше
сказать, соображения.
– А вы не скажете мне? Ну пожалуйста, пожалуйста!
Пуаро покачал головой.
– Боюсь, что это было бы... нечестно.
– Значит, вы подозреваете кого-то определенного?
Но Пуаро снова всего лишь покачал головой.
– Если бы я только знала немного больше! – умоляла девушка.
– Мне сразу стало бы легче. И, возможно, я смогла бы вам помочь. Да, я в самом
деле могла бы вам помочь.
Против ее молящих глаз трудно было устоять, но Пуаро
продолжал качать головой.
– Герцогиня Мертонская по-прежнему убеждена, что это была
моя мачеха, – задумчиво произнесла Адела и исподтишка посмотрела на Пуаро.
Он невозмутимо молчал.
– Но я не могу этого себе представить.
– Какого вы о ней мнения? О вашей мачехе?
– Я ее почти не знаю. Когда отец женился на ней, я училась в
школе, в Париже. Когда я вернулась домой, она отнеслась ко мне, можно сказать,
хорошо – то есть она почти не замечала меня. Мне она показалась очень глупой
и... корыстной.
Пуаро кивнул.
– Вы упомянули о герцогине Мертонской. Вы часто видитесь с
ней?
– Да. Она очень добра ко мне. Последние две недели я много
бывала у нее. Все это так ужасно – сплетни, репортеры, Рональд в тюрьме. – Она
вздрогнула. – Мне казалось, что у меня нет друзей. Но герцогиня отнеслась ко
мне как к родной, и он тоже славный – я имею в виду ее сына.
– Он вам нравится?
– По-моему, он застенчив, суховат, с ним трудно найти общий
язык. Но его мать так много рассказывает о нем, что мне кажется, будто я его
хорошо знаю.
– Понятно. Скажите, мадемуазель, вы очень привязаны к своему
кузену?
– К Рональду? Конечно! Он... мы мало виделись последние два
года, но раньше он жил с нами, и я... я его просто обожала. Он все время шутил,
дурачился. Он был единственной отдушиной в нашем мрачном доме.
Пуаро сочувственно кивал, и тем сильнее шокировал меня его
следующий вопрос:
– Вы не хотите, чтобы его повесили?
– Нет, нет! – Девушка буквально задрожала. – Ни в коем
случае! О! Если бы это только была... моя мачеха! Это наверняка она. Так
говорит герцогиня.
– Ах! Если бы только капитан Марш остался в такси!.. Так?
– Да. То есть... что вы хотите сказать? – Она нахмурилась. –
Я не понимаю.
– Если бы он не пошел за тем человеком... Кстати, вы
слышали, как кто-то входил в дом?
– Нет.
– Что вы сделали, когда оказались в доме?
– Я побежала наверх – за жемчугом.
– Ну да. И вам понадобилось некоторое время, чтобы взять и
принести его.
– Да. Я не сразу нашла ключ от шкатулки с драгоценностями.
– Разумеется. Чем сильнее спешишь, тем медленнее все
делаешь. Итак, прошло некоторое время, прежде чем вы спустились вниз и увидели
в холле своего кузена?
– Да. Он шел от библиотеки. – Она с усилием глотнула.
– Понимаю. Вы удивились, – сочувственно сказал Пуаро.
– Да. – Она с благодарностью посмотрела на него. – Он меня
испугал. Я вдруг услыхала за спиной его голос: «Спасибо, Дела», – и чуть не
упала.
– Да, – мягко произнес Пуаро. – Как я уже заметил, жаль, что
он не остался на улице. Тогда таксист мог бы подтвердить, что он не входил в
дом.
Она кивнула, и из глаз ее прямо на подол платья брызнули
слезы. Она встала, и Пуаро взял ее за руку.
– Вы хотите, чтобы я спас его, так?
– Да, да! Ну пожалуйста! Вы не представляете...
Она стояла перед ним, стараясь сдержать слезы, сцепив пальцы
рук.
– Вам нелегко жилось, мадемуазель, – мягко произнес Пуаро. –
Я понимаю. Очень нелегко. Гастингс, вы не посадите мадемуазель в такси?
Я вышел с Аделой на улицу и поймал ей такси. К тому времени
она взяла себя в руки и премило поблагодарила меня.
Когда я вернулся назад, Пуаро ходил взад и вперед по
комнате, мрачно сдвинув брови.
Я был рад, когда зазвонивший телефон отвлек его от
размышлений.
– Кто говорит? Джепп? Bonjour, mon ami.
[59]
– У него есть новости? – спросил я, подходя ближе к
телефону.
После нескольких восклицаний Пуаро сказал:
– Да, а кто за ней приходил? Они знают?
Полученный ответ явно обескуражил моего друга. Его лицо
смешно вытянулось.
– Вы уверены?
...
– Нет, это всего лишь неожиданно.
...
– Да, мне необходимо вновь все обдумать.
...
