– А сами вы никогда не сопровождали его?
– Нет.
Она с подозрением взглянула на него и спросила:
– Почему вы задаете мне эти вопросы, мсье Пуаро? Что вам
нужно знать?
Вместо ответа Пуаро миролюбиво произнес:
– Мне кажется, мисс Марш очень расположена к своему кузену.
– Не понимаю, какое это имеет отношение к вам, мсье Пуаро.
– Она недавно приходила ко мне. Вам известно об этом?
– Нет, – с удивлением отозвалась мисс Кэррол. – Что ей было
нужно?
– Она говорила мне о том, что очень расположена к своему
кузену, хотя и не такими именно словами.
– В таком случае почему вы спрашиваете меня?
– Потому что я хотел бы знать ваше мнение.
На сей раз мисс Кэррол не стала уклоняться от ответа.
– По моему мнению, она даже чересчур к нему расположена.
– Вам не нравится нынешний лорд Эджвер?
– Я этого не говорила. Мы с ним разные люди, вот и все. Он
легкомысленный человек. У него есть обаяние, не спорю. Он может вскружить
девушке голову. Но мне было бы гораздо спокойнее, если бы ей нравился человек
посерьезнее.
– Например, герцог Мертонский.
– Я не знакома с герцогом. Но он, безусловно, относится к
обязанностям, которые налагает на него положение в обществе, весьма серьезно.
Впрочем, он неравнодушен к этой женщине... несравненной мисс Уилкинсон.
– Его мать...
– О, я тоже думаю, что его мать предпочла бы, чтобы он
женился на Аделе. Но что могут матери? Сыновья никогда не хотят жениться на
девушках, которые нравятся их матерям.
– Как вы думаете, кузен мисс Марш испытывает к ней
какие-нибудь чувства?
– Какое это имеет значение теперь, когда он арестован?
– Значит, вы полагаете, что его признают виновным?
– Нет. Я считаю, что это сделал не он.
– И тем не менее его могут признать виновным? Мисс Кэррол не
ответила.
Пуаро встал.
– Не смею вас больше задерживать... Скажите, пожалуйста, вы
были знакомы с Карлоттой Адамс?
– Нет, но я видела ее на сцене. Очень интересно.
– Да... – Пуаро задумался. – Но нам пора. Куда я положил
свои перчатки?
Перчатки оказались на столе мисс Кэррол, и, протянув руку,
чтобы взять их, Пуаро рукавом задел пенсне мисс Кэррол, которое упало на пол.
Пуаро поднял его и, рассыпавшись в извинениях, вернул мисс Кэррол.
– Простите, что напрасно побеспокоил вас, – еще раз повторил
он, прощаясь, – но у меня была надежда, что разгадка связана с пребыванием
лорда Эджвера в Париже. Вот почему я расспрашивал вас о Париже. Слабая надежда,
конечно, но мадемуазель Марш была так убеждена, что ее кузен непричастен к
убийству!.. Всего доброго, мадемуазель.
Мы уже были в дверях, когда позади раздался голос мисс
Кэррол:
– Мсье Пуаро, это не мое пенсне! Я ничего не вижу!
– Что? – Пуаро с изумлением посмотрел на нее и вдруг,
стукнув себя по лбу, произнес: – Какой же я олух! Когда я нагнулся, чтобы
поднять ваше пенсне, мое собственное пенсне выпало у меня из кармана, и,
наверное, я перепутал его с вашим. Они так похожи!
Пуаро и мисс Кэррол обменялись пенсне, и мы окончательно
откланялись.
– Пуаро, – сказал я, когда мы очутились на улице. – Вы не
носите пенсне.
Он с восторгом посмотрел на меня.
– Великолепно! Какая сообразительность!
– Это было пенсне из сумочки Карлотты Адамс?
– Совершенно верно.
– Почему вы решили, что оно может принадлежать мисс Кэррол?
Пуаро пожал плечами:
– Она единственная из всех, кто связан с этим делом, носит
пенсне.
– И все-таки это не ее пенсне, – задумчиво сказал я.
– Так она утверждает.
– До чего же вы подозрительны!
– Вовсе нет. Возможно, она сказала правду. Думаю, что она
сказала правду. Иначе она вряд ли бы заметила, что я подменил пенсне. Они
действительно очень похожи.
Мы неторопливо шли вдоль улицы. Я предложил взять такси, но
Пуаро покачал головой.
– Мне нужно подумать, друг мой, а ходьба меня успокаивает. Я
не возражал. Вечер был душным, и я не спешил домой.
– Ваши расспросы о Париже были всего лишь отвлекающим
маневром? – с любопытством спросил я.
– Не совсем.
– Но мы по-прежнему ничего не знаем о Д., – задумчиво
продолжал я. – Как странно, что ни у кого из связанных с этим делом людей ни
имя, ни фамилия не начинается с Д... кроме... как странно!.. Кроме Дональда
Росса. А он мертв.
– Да, – грустно сказал Пуаро. – Он мертв.
Я вспомнил, как совсем недавно мы шли вместе с ним к метро,
вспомнил еще кое-что и едва не споткнулся.
– Господи боже мой, Пуаро! – воскликнул я. – Вы понимаете?
– Что, друг мой?
– То, о чем говорил тогда Росс? Их было тринадцать. И первым
из-за стола поднялся он.
Пуаро не ответил, и мне стало не по себе, как бывает всякий
раз, когда сбываются дурные приметы.
– Удивительно, – тихо произнес я. – Согласитесь, что это
удивительно.
– М-м?
– Я сказал, что это удивительно – насчет Росса и тринадцати
человек за столом. Пуаро, о чем вы думаете?
К моему глубокому удивлению и, должен признаться,
неудовольствию, Пуаро вдруг охватил приступ хохота. На глазах у него выступили
слезы, и он буквально согнулся пополам, не в силах совладать с этим пароксизмом
веселья.
– Что это вас так насмешило? – неприязненно спросил я.
– Ох-ох-ох, – стонал Пуаро. – Ничего. Я всего лишь вспомнил
загадку, которую на днях услышал. Ответьте, Гастингс, кто это: две ноги, перья
и лает, как собака?
– Курица, кто же еще, – вяло отозвался я. – Эту загадку я
слышал еще от своей няни.
– Вы слишком хорошо информированы, Гастингс. Вам следовало
сказать: «Не знаю». А я бы сказал: «Курица», – а вы бы сказали: «Но курица не
лает, как собака», – а я бы сказал: «Я это специально вставил, чтобы труднее
было догадаться». Что, если у инициала Д. – такое же объяснение?
