Глава 30
Как это было
Пуаро снова оглядел нас.
– Итак, друзья, – тихо сказал он, – позвольте мне рассказать
вам, что же на самом деле произошло в ту ночь.
Карлотта Адамс уходит из дома в семь часов. Она садится в
такси и едет в «Пиккадилли Палас».
– Что? – вырвалось у меня.
– В «Пиккадилли Палас». Несколькими часами раньше она,
назвавшись миссис Ван Дузен, сняла там номер. На ней очки с толстыми стеклами,
которые, как мы все знаем, сильно меняют внешность. Как я сказал, она снимает
номер и говорит, что едет вечерним поездом к пароходу в Ливерпуль и что багаж
ее уже ушел. В восемь тридцать в гостиницу прибывает леди Эджвер. Ее проводят в
номер «миссис Ван Дузен», где они меняются платьями, и Карлотта Адамс – а не
леди Эджвер! – в светлом парике, платье из белой тафты и горностаевой накидке
отбывает в Чизвик. Да-да, это возможно! Я был в доме сэра Монтегю вечером.
Обеденный стол освещается только свечами, лампы притушены, Сильвию Уилкинсон
никто близко не знает. Все видят золотые кудри, слышат знаменитый голос... О,
это было совсем нетрудно! А если бы затея не удалась и кто-нибудь заметил бы
«подмену» – что ж, это леди Эджвер тоже предусмотрела. Надев темный парик,
пенсне и платье Карлотты, она берет портфель, платит по счету, садится в такси
и едет на Юстонский вокзал. В туалете она снимает парик и сдает портфель в
камеру хранения. Прежде чем отправиться на Риджентгейт, она звонит в Чизвик и
просит позвать к телефону леди Эджвер. Так они договорились с Карлоттой. Если
все в порядке и «подмену» не обнаружили, Карлотта должна просто сказать: «Да,
это леди Эджвер». Стоит ли говорить, что мисс Адамс ни о чем не подозревала.
Слова эти для Сильвии Уилкинсон означали, что ее путь свободен. Услыхав их, она
едет на Риджентгейт. Там она сообщает дворецкому свое имя, проходит в
библиотеку и совершает первое убийство. Разумеется, ей неизвестно, что с
лестничной площадки ее видит мисс Кэррол. Она полагает, что единственным
обвинением против нее станут показания дворецкого (который, как вы помните,
никогда не видел ее, и к тому же на ней шляпа, закрывающая часть лица), а они
будут опровергнуты показаниями двенадцати известных, имеющих вес в обществе
людей.
Выйдя из дома, она возвращается на Юстонский вокзал,
забирает портфель и снова превращается в шатенку. Теперь ей нужно скоротать
время до возвращения Карлотты Адамс из Чизвика. Они договорились встретиться в
определенное время. Леди Эджвер отправляется в «Корнер-хаус», сидит там,
поглядывая на часы, поскольку время тянется медленно, и готовится ко второму
убийству. Она кладет в сумочку Карлотты, которую та тоже отдала ей, золотую
шкатулку, изготовленную в Париже. Возможно, она находит письмо Карлотты к
сестре именно тогда. Возможно, это произошло раньше. Как бы то ни было, она
видит на конверте адрес, и у нее возникают подозрения. Она вскрывает конверт и
убеждается, что ее подозрения оправданны.
Возможно, первое ее побуждение – уничтожить письмо. Но почти
сразу же она понимает, что может распорядиться им значительно лучше. Если
оторвать у письма одну страницу, то оно читается как обвинение против Рональда
Марша, человека, у которого был веский повод желать смерти лорда Эджвера. Даже
если бы у Рональда было неоспоримое алиби, письмо все равно оставалось бы
обвинением против мужчины – для этого нужно было оторвать всего одну букву в
слове «она». Она так и поступает, затем кладет письмо обратно в конверт и
прячет его в сумочку.
Наконец ей пора уходить, и она направляется к «Савою». Как
только она видит, что к гостинице подъезжает ее машина, в которой сидит
Карлотта Адамс, она ускоряет шаг, входит в вестибюль одновременно с Карлоттой и
поднимается по лестнице наверх. Она скромно одета, и ее вряд ли кто замечает.
Наверху она проходит в свой номер, куда только что вошла и
Карлотта. Горничная спит у себя. Они снова меняются платьями, и тут, наверное,
леди Эджвер предлагает Карлотте Адамс бокал вина – чтобы отметить удавшуюся
шутку. В бокале – веронал. Она поздравляет свою жертву и обещает прислать ей
чек завтра утром. Карлотта Адамс отправляется домой. Ей очень хочется спать.
Она пытается позвонить кому-то – возможно, мистеру Мартину или капитану Маршу,
поскольку у них обоих номера телефонов «Виктория», но не в состоянии этого
сделать. Она слишком устала. Веронал делает свое дело. Она ложится спать –
чтобы никогда не проснуться. Второе преступление тоже совершается, как
задумано.
Теперь что касается третьего преступления. Миссис Уилдберн
дает обед. Сэр Монтегю Корнер упоминает о разговоре, который у него был с леди
Эджвер в тот вечер, когда произошло убийство. Казалось бы, ничего особенного.
Но Немезида уже занесла карающий меч над головой леди Эджвер. Говоря о вышедшей
в Париже книге, кто-то упоминает Сафо, а для нее «Сафо» – всего лишь название
модных духов, о чем она и оповещает присутствующих.
Но напротив нее сидит молодой человек, бывший на ужине в
Чизвике и слышавший, как «леди Эджвер» беседовала с сэром Монтегю о греческой
литературе. Карлотта Адамс была образованной, начитанной девушкой. Молодой
человек в недоумении смотрит на леди Эджвер и вдруг понимает, что перед ним –
другая женщина. Он потрясен. Он не знает, что и думать. Ему необходимо
посоветоваться. Он вспоминает обо мне и обращается к Гастингсу.
Их разговор слышит леди Эджвер. Она достаточно умна и
сообразительна, чтобы понять, что она каким-то образом выдала себя. Зная, что
раньше пяти я домой не вернусь, она без двадцати пять приезжает к Россу. Он
очень удивлен, но не испуган. Молодой, полный сил мужчина не боится женщины. Он
проводит ее в столовую. Она сплетает какую-нибудь историю. Возможно, падает на колени
или бросается ему на шею. А затем наносит удар – быстро и точно, как прежде.
Наверное, он даже не успел вскрикнуть. И тоже умолк навеки.
Мы потрясенно молчали. Наконец Джепп хрипло спросил:
– Так значит... их всех убила она?
Пуаро кивнул.
– Но почему, если он был согласен на развод?!
– Да потому, что герцог Мертонский – один из столпов
английского католицизма. Он ни за что на свете не женился бы на женщине, муж
которой жив. Он тоже человек фанатического склада. Она могла бы выйти за него,
только если бы осталась вдовой. Я не сомневаюсь, что она, так или иначе,
пыталась повлиять на него в отношении развода, но у нее ничего не вышло.
– Зачем же тогда она послала к лорду Эджверу вас?
– Ah, parbleu!
[65]
– Голос Пуаро задрожал от ярости, и даже
его безупречный английский претерпел изменения. – Так меня задурачить! Сделать
меня свидетелем, что у нее не было повода для убийства! Да, у нее хватило
наглости превратить меня, Эркюля Пуаро, в свое послушновое оружие! Увы, ей это
удалось. О, этот странный ум, детский и изощренный одновременно! Она хорошая
актриса. Она превосходно сыграла удивление, когда я сообщил ей, что ее муж
писал, что согласен на развод. Было ли ей хоть немного жаль кого-нибудь из
своих жертв? Могу поклясться, что нет!
