— Не развалюсь! — вдруг улыбнулась девушка. — Мне бы томограф!.. Там такой интересный больной!..
— Конечно, конечно! — взбодрился академик. — Скажите, что я разрешил!
— А теперь поспите часа два! — предложила Сашенька. — Встанете, будете, как новый!
Она пошла к двери.
— Вы очень хорошая девушка, — услышала за спиной.
Обернулась и еще раз улыбнулась.
Уже идя по коридору, она подумала, что проблем с защитой кандидатской не будет… А еще в голову пришло совсем банальное, что гадость уживается с чистотой. И что, наверное, чистоты вовсе не бывает, так, если белую краску перемешать с черной, получится серая… Все — серое… Она тоже почувствовала себя серого цвета…
* * *
Лысый совершенно не собирался ложиться для обследования. Продолжал улыбаться престранно и мучил здоровенных санитаров, которые висели у него по двое на каждой руке.
— Александра Игоревна! — услышала девушка за спиной голос своего учителя. — Бесполезно!..
— А как же мне его?..
— Укольчик, — предложил профессор Фишин. — Двойную дозу. А то и тройную!..
— Но ведь он не буйный!
— Но ведь вы хотите сделать исследование?
Сашенька согласно покачала головой, и медсестра безо всяких раздумий воткнула лысому в предплечье шприц с убойной дозой снотворного.
И после этого лысый еще долго мучил санитаров, пока тяжесть не стекла на его веки, а ноги как-то сами подкосились, делая здоровяка беспомощным.
Его уложили и вкатили в томограф.
Врач нажала клавиши, процесс пошел, и томограф принялся постреливать то одиночными, то длинными очередями.
— Я вас не успела поблагодарить! — уже в коридоре обратилась к учителю Сашенька.
— За что же? — с удивлением поднял кустистые брови профессор Фишин.
— За то, что вступились за меня тогда…
— Ах, это… Не вгоняйте меня, милочка, в краску! Сие было естественно и благодарности не стоит!..
Они стояли возле окна и смотрели каждый в свое пространство. Стояли и смотрели молча.
Сашенька сравнила двух стариков и почувствовала, что к главврачу чувствует нежность, с капелькой жалости, а к рядом стоящему отношение было, как к пожилому, но мужчине. Она украдкой опустила глаза и посмотрела на руки профессора, лежащие на подоконнике. Это были два мохнатых молота с маленькими старческими пятнышками на коже. Сашенька удивилась, что прежде никогда не обращала внимания на руки учителя… Из глаз девушки выкатилось по слезинке, но этого никто не заметил…
— Ну что ж, — оторвался от созерцания внутреннего пространства профессор. — Посмотрим, что там в голове у вашего протеже?
Она кивнула.
Глаза женщины-врача, проводившей обследование, были похожи на куриные яйца. Такие обычно бывают, когда у человека ну совсем плохо со щитовидной железой, или при крайнем удивлении.
Специалистка по компьютерной томографии имела обширный опыт, мозгов перевидала всяческих, и микро, и макроцефалических, и с огромными опухолями, и вообще видала голову без мозга как такового. Так что Сан Сановну, как ее звали коллеги, удивить чем-либо было нереально.
Тем более было странно видеть, как ее глаза покидают орбиты.
— Ну, дорогие мои, — проговорила она мужским голосом. — Ну, это, я вам скажу!.. — она выругалась коротко и сочно. — Чтобы номера на мозгах были написаны!..
— Какие номера? — не поняла Сашенька.
— Восьмизначные!
— Где! Где?!! — склонилась Бове над монитором компьютера.
— Да вот же!
Сан Сановна увеличила изображение и выделила нужный кусок квадратом.
— 56723811 — прочитал профессор Фишин.
— А что это за буквы? — непонятно кого спросила Сашенька.
— Латиница, — ответил учитель. — Только вверх ногами.
Сан Сановна тотчас развернула изображение, сделав его как можно четче.
— Bill, — прочла Сашенька. И следующее: — April…
18
Через некоторое время Мятникова вновь родила детенышей, и когда Билл попытался их сожрать, предупредила крыса, что перегрызет ему горло, когда тот будет спать.
— Буду рвать тебя на мелкие кусочки! — и страшно провыла.
— А где еды взять? — растерянно вопрошал американец.
— Оторви свою задницу и сам позаботься о себе!
— Мне очень тяжело ходить, — грустно посетовал американец.
— Конечно, — подтвердила Мятникова. — Разожрался, как свинья на убой!..
Вероятно, крыс испугался угроз Лили и стал иногда исчезать, возвращаясь довольным и сытым.
Она подозревала, что американский производитель занимается каннибализмом, но нотации читать отцу своих детей считала делом бесполезным. Животное…
Вскоре ее ждал еще один удар… Выросли детеныши, и прежде, чем покинуть материнское гнездо, покусали Мятникову чуть ли не до смерти, а сонному Биллу изжевали хвост.
— Я тебе говорил, — возмущался крыс. — Говорил, что лучше было этих гаденышей самим съесть!
Лиля слушала его и думала, что вот оно, истинное материнство. Вот ее высохшие соски и свалявшаяся шерсть на брюхе…
— Я ненавижу! — вдруг вскричала она. — Ненавижу!
— Чего? — поинтересовался Билл.
— Я ненавижу эту жизнь!
— Есть какая-нибудь другая?
— Есть! — пылко ответствовала Лиля.
— Какая же?
— Человеческая!
— И что? — все-таки душу Билла, при поруганном хвосте, успокаивала собачья медаль. — Хочешь прожить человечью жизнь?
— Я ненавижу! — вновь вскричала Мятникова.
— Слышал.
— Я ненавижу людей!
— Я тоже, — он полакал из лужи свое отражение. — Всех, кроме Слизкина и Василия Кузьмича.
— Давай остановим метро! — вдруг предложила Мятникова.
— Это что?
— Это такие большие железные поезда. Ты слышишь их грохот каждую минуту. Он не дает нам спать! Почему мы должны его слушать?! Надо остановить метро!
— Как мы будем это делать?
— Просто перегрызем кабель! Но во многих местах, чтобы люди не смогли сразу его починить!
Билл подумал немного и согласился.
— Хорошо, — сказал он. — А потом мы уедем в Америку!
— Куда? — обалдела Мятникова.
— Ко мне на Родину.
Ей стало страшно и любопытно одновременно.
— Это очень далеко!
