— Ну, например? — осторожно спросил сэр Чарлз. Но миссис
Леки решила, видимо, что с нее довольно. Взгляд у нее стал какой-то
отсутствующий. Мало ли что служанки болтают, не в ее правилах повторять всякие
сплетни. Порядочная женщина никогда не станет этого делать.
— Не могли бы вы описать его наружность? — спросил мистер
Саттертуэйт в надежде снова ее разговорить. Миссис Леки и впрямь оживилась:
— Охотно, сэр. Очень почтенный джентльмен, седой, носит
бакенбарды, немного сутулый. Видно, недавно начал полнеть, и это его очень
заботило. Руки у него вроде немного трясутся, но не думайте, не по той причине.
От спиртного он воздерживался.., не в пример многим. Сдается мне, у него что-то
неладно с глазами, слезятся, что ли, от света. Он почти всегда ходил в очках.
— А какие-нибудь особые приметы есть? — спросил сэр Чарлз. —
Шрам? Родимое пятно? Изуродованные пальцы?
— Нет, ничего такого не было, сэр.
— Насколько проще все в детективных романах, — вздохнул сэр
Чарлз. — Уж там-то всегда имеются особые приметы.
— У него не хватает одного зуба, — сказал мистер
Саттертуэйт.
— Возможно, сэр. Но сама я этого не замечала.
— А как он вел себя в тот вечер, когда был убит сэр
Бартоломью? — спросил мистер Саттертуэйт.
— Право, ничего не могу сказать, сэр. Понимаете, у меня было
полно хлопот на кухне. Где уж было мне что-то заметить!
— Да-да, понимаю.
— Когда мы узнали, что хозяин скончался, нас как громом
ударило. Мы с Беатрис уж так рыдали, никак не могли успокоиться. Девушки,
конечно, тоже были не в себе. Мистер Эллис держался спокойно, он ведь здесь
новенький. Он проявил сочувствие и заставил нас с Беатрис выпить немного
портвейна, чтобы мы чуток пришли в себя. Подумать только, что все это время он…
Негодяй!
Миссис Леки задохнулась от негодования.
— Насколько я понял, он исчез ночью?
— Да, сэр. Ушел в свою комнату, а утром его уже и след
простыл. Тут-то его полиция и заподозрила.
— Да, большая глупость с его стороны. А вы не знаете, как
ему удалось удрать?
— Понятия не имею. Полицейские всю ночь стерегли дом, и они
не видели, чтобы он выходил… Полицейские, конечное дело, тоже люди, хоть и напускают
на себя такой вид, что не подступишься. Подумать только, врываются в приличный
дом и везде суют свой нос…
— Говорят, здесь есть какой-то подземный ход, — сказал сэр
Чарлз.
Миссис Леки фыркнула.
— Кто говорит-то? Полицейские!
— А может быть, и правда есть?
— Да всякое говорят, — неохотно выдавила миссис Леки.
— Где же вход в него, вы не знаете?
— Нет, сэр. Если он и существует, этот самый подземный ход,
так от слуг это надо держать в тайне. Чтобы соблазну не было, не то горничные
повадятся убегать из дому. Мои-то девушки и входят и выходят только через
черный ход. И мы всегда знаем, где они.
— Весьма похвально, миссис Леки. Отдаю должное вашей
мудрости, — сказал сэр Чарлз, и миссис Леки вся расцвела от его слов.
— Нельзя ли нам прямо сейчас поговорить с другими слугами?
— Конечно, можно, сэр, но едва ли они смогут что-нибудь
добавить к тому, что я рассказала.
— О, конечно, конечно, я понимаю. Но я хотел бы узнать не
столько об Эллисе, сколько о самом сэре Бартоломью… Как он держался в тот
вечер, ну и так далее. Он ведь был мой друг.
— Как не знать, сэр, как не понимать! Можно поговорить с
Беатрис и с Алисой. Алиса как раз прислуживала за столом.
— Да, мне бы хотелось с ней побеседовать.
Миссис Леки, однако, ревностно чтила служебную иерархию и
потому первой прислала старшую горничную Беатрис Черч. Это была рослая,
худощавая женщина со строго поджатыми губами и выражением воинствующей
добродетели на лице.
Задав миссис Черч несколько ничего не значащих вопросов, сэр
Чарлз подвел разговор к интересующей его теме. Как держали себя гости? Какое
впечатление произвела на них смерть сэра Бартоломью? Что говорили? Что делали?
Беатрис заметно оживилась: люди нередко находят в чужом
несчастье некое странное удовольствие.
— Значит, мисс Сатклифф, так на ней просто лица не было.
Она, бывало, и раньше у нас гостила. Я ей говорю, может, выпьете, мисс, немного
бренди, а то, мол, чаю крепкого принесу, так она, бедняжка, и слышать ничего не
хотела. Только таблетку аспирина и приняла. Ни за что, говорит, не усну. Утром
приношу ей чай, а она спит себе, как дитя.
— А миссис Дейкерс?
— Ну, эту леди ничем не проймешь! Похоже, Беатрис не питала
особой симпатии к Синтии Дейкерс.
— Только и думала, как поскорей отсюда улизнуть. Все
боялась, как бы ее дела не пострадали. Как же, известная портниха в Лондоне,
мистер Эллис говорил нам.
С точки зрения Беатрис, шитье, пусть даже и для знатных, все
равно — ремесло, то есть занятие малопочтенное.
— Что делал ее муж?
Беатрис фыркнула.
— Что делал? На виски налегал, чтобы успокоиться.., или
чтобы взбодриться, не знаю.
— А леди Мэри Литтон Гор?
— О, это настоящая леди. — У Беатрис даже голос потеплел. —
Моя бабушка служила в доме ее отца. Говорят, в молодости леди Мэри была
красавица. Ну и что же, что она теперь небогата, все равно она благородная
леди… Всегда такая уважительная, никаких забот-хлопот с ней нет, и говорит
всегда так ласково. Дочка у нее тоже славная девушка. Не сказать, чтобы они
хорошо знали сэра Бартоломью, но обе очень горевали.
— Что вы думаете о мисс Уиллс?
На лице у Беатрис вновь появилось жесткое выражение.
— Не знаю, что и сказать про нее. Что у нее на уме, не
разберешь.
— А о ней самой что вы думаете? — повторил сэр Чарлз. — Ну
же, Беатрис, смелее!
Улыбка вдруг вспыхнула на деревянном лице Беатрис.
Сэр Чарлз держался с ней так приветливо, так по-мальчишески
открыто, что она не могла противиться его непобедимому обаянию, столь хорошо
знакомому зрителям.
— Право, сэр, не знаю, что и сказать.
— Ну, просто расскажите, какие мысли, какие чувства вызывает
у вас мисс Уиллс.
— Да никаких, сэр. Она, само собой, будет, как бы это
сказать…
