— Я? Но ведь я не видела Беббингтонов уже.., позвольте..,
уже, должно быть, больше пятнадцати лет — Знаю, но, может быть, именно в
далеком прошлом и произошло нечто такое, за что он поплатился жизнью?
— Нет, убеждена, ничего такого не было. Они жили тихо и
мирно.., очень небогато, ведь у них было трое детей.
Миссис Милрей охотно предалась воспоминаниям, но — увы! — в
них не оказалось ничего, что способно было бы хоть чуть-чуть приподнять завесу
тайны.
Сэр Чарлз показал ей увеличенные фотографические снимки
Дейкерсов, фотографию с давнишнего портрета Анджелы Сатклифф и вырезку из
газеты с довольно нечетким изображением мисс Уиллс. Миссис Милрей с большим
интересом их рассмотрела, но никого не узнала.
— Нет, никого из них не помню. Конечно, ведь прошло столько
времени. У нас тут местечко небольшое. Приезжих мало. Да и уезжают немногие.
Вот, правда, девочки Агнью, дочери старого доктора, замуж повыходили и уехали
отсюда, а теперешний доктор — он холост — взял себе молоденькую помощницу. Еще
старые мисс Колли — они в церкви сидели на почетном месте — так вот они все
поумирали.., давно уже, много лет назад. Были Ричардсоны — он умер, а она
уехала в Уэльс. Ну и, конечно, разная мелкая сошка… Но вообще здесь мало что
меняется. Думаю, Вайолет могла бы вам рассказать больше, чем я. Она совсем еще
юной девушкой часто бывала в доме у викария.
Сэр Чарлз попытался представить себе мисс Милрей «совсем еще
юной девушкой» — ничего не вышло.
Фамилия де Рашбриджер, о которой сэр Чарлз спросил старую
леди, не пробудила в ее памяти никаких воспоминаний.
На том они и простились с миссис Милрей.
Затем наскоро перекусили в лавке у булочника. Сэр Чарлз не
прочь был бы направиться в какое-нибудь более «приличное» место, но Мими
заявила, что лучше остаться здесь и постараться разузнать, какие слухи ходят
среди местных жителей.
— Ничего, на этот раз сойдут и вареные яйца с ячменными
лепешками, — сурово сказала она. — И вообще, стоит ли так беспокоиться о еде.
— Вареные яйца всегда нагоняли на меня тоску, — кротко
возразил сэр Чарлз.
Женщина, которая им подавала, оказалась весьма
словоохотливой. Она тоже прочла в газетах об эксгумации, и ее потрясло, что
речь шла об их «старом викарии».
— Я тогда была совсем девчонкой, но хорошо его помню, —
вздохнула она.
Однако больше ничего добавить не могла.
После ленча они пошли в церковь и просмотрели книгу
регистрации рождений, браков и смертей. Но и тут не оказалось ничего, что могло
бы обнадежить или хотя бы навести на размышления.
Выйдя из церкви на кладбище, они помедлили. Мими принялась
читать имена на надгробиях.
— Ну и забавные фамилии встречаются, — сказала она. —
Смотрите, вот тут целое семейство Шиллингов, а вот Мэри Энн Бонжур.
— И впрямь смешные! Но и моя не лучше, — вздохнул сэр Чарлз.
— Картрайт? Не вижу ничего смешного.
— Да нет. Картрайт — моя сценическая фамилия, потом я ее
узаконил.
— А какая настоящая?
— Не скажу. Это страшная тайна.
— Неужели так ужасно?
— Не ужасно, а смешно.
— О! Скажите!
— Нет! — отрезал сэр Чарлз.
— Ну, пожалуйста!
— Нет!
— Ну почему?
— Вы будете смеяться.
— Не буду.
— Будете — удержаться невозможно.
— Ну, пожалуйста, скажите. Пожалуйста! Ну, пожалуйста,
пожалуйста.
— Вы несносно упрямы, Мими. Зачем вам?
— А почему вы не говорите?
— Вы как дитя, Мими. Прелестное дитя, — растроганно сказал
сэр Чарлз.
— Нет, я не дитя.
— Разве?
— Ну скажите, — нежно прошептала Мими. Сэр Чарлз грустно
улыбнулся.
— Ладно, так и быть. Моя фамилия Бидон.
— Нет, правда?
— Клянусь!
— Хм! В самом деле ужасно. Всю жизнь называться бидоном!
— Да, в театре с таким именем карьеры не сделаешь. Помню, в
молодости я носился с мыслью назваться Людовиком Кастильони. Но в конце концов
остановился на английском имени — Чарлз Картрайт.
— Но Чарлз ваше настоящее имя?
— Да, уж хоть об этом-то мои крестные родители позаботились.
— И, немного поколебавшись, добавил:
— Мими, а если я попрошу вас забыть об этом «сэр»? Называйте
меня просто Чарлз.
— Пожалуй.
— Ведь вчера вы же назвали меня Чарлз. Когда.., когда..,
думали, что я умер.
— А-а, тогда… — сказала Мими, стараясь придать своему голосу
беззаботность.
Сэр Чарлз помолчал, потом вдруг решительно заговорил:
— Послушайте, Мими, так или иначе, а дело, которым мы
занимаемся, утратило свое первоначальное содержание, во всяком случае, для
меня. Сегодня я особенно это чувствую. Мне кажется, в моей судьбе оно обрело
какой-то новый мистический смысл. Надо его распутать, прежде.., прежде чем я
примусь за другое. Я даже стал суеверным. Если нам здесь повезет, стало быть,
мне и.., в другом повезет. О, Господи! Зачем ходить вокруг да около? Я так
часто играл любовь на сцене.., а в жизни, оказывается, совсем ничего не умею…
Мими, скажите прямо: я или Мендерс? Мне надо знать. Вчера мне показалось, что
я.
— Вы не ошиблись.
— Мими! Мой ангел!
— Чарлз! Чарлз! Нельзя же целоваться на кладбище!
— Можно!
— Так ничего и не узнали, — сокрушенно вздыхала Мими позже,
когда они мчались назад, в Лондон.
— Вздор, мы узнали нечто гораздо более важное. Почему я
должен думать о каких-то пасторах, о каких-то докторах? Вы, и только вы,
занимаете все мои мысли. Моя дорогая, известно ли вам, что я на тридцать лет
старше вас? Это не помешает? Вы уверены?
Мими нежно сжала его руку.
— Не говорите чепухи. Интересно, а они что-нибудь разузнали?
— Может быть, и разузнали. Ну и пусть… — Сэр Чарлз стал
вдруг необыкновенно великодушен.
— Чарлз, но вы же привыкли во всем быть первым.
