— С чем его и поздравляю! — кисло говорит Джаред.
Я задумчиво смотрю на племянника:
— Что у тебя с отцом?
— На этой неделе проблема в сережках.
Я собираюсь что-то сказать, потом сам себя обрываю — вроде какое мое дело, — но потом, конечно, все равно говорю:
— Ты же понимаешь, что у тебя период такой. Через пару лет ты все это перерастешь, и эта бунтарская ерунда потеряет для тебя всякий смысл.
— Возможно, — признает он, не отрываясь от дороги. — Но пока борьба в разгаре, я должен сражаться за правое дело.
Он улыбается:
— Можно сказать, работа у меня такая.
— Тогда ты просто трудоголик.
— Ладно, проехали, — отвечает Джаред. — А у вас с ним что?
— Да ничего особенного, буквально пара лет интенсивной семейной терапии — и проблема будет снята.
— Ну, тут, наверное, поезд ушел. Бабушки давно нет, а с дедушкой… сам знаешь что.
Я впервые слышу, как мою маму назвали бабушкой. Мне никогда не приходило в голову, что этот титул можно получить посмертно, и когда Джаред произносит его, я совершенно теряюсь. У меня сосет под ложечкой, и внезапно мне так сильно хочется заплакать, что продолжать беседу я не в состоянии. Несколько минут мы сидим молча, пока я не замечаю, что мы выехали из города по бульвару Портерс.
— Куда мы едем? — спрашиваю я. — Тут же нет ничего, кроме завода «Портерс».
— Точно!
— Что мы там забыли?
— Увидишь.
Центральный офис «Пи-Джей-Портерс» занимает массивное, разлапистое пятиэтажное здание, снаружи практически целиком покрытое непрозрачным темным стеклом и полированным камнем, эдакий памятник капитализму. Вокруг здания простираются гектары безупречных газонов, на них в стратегическом порядке раскиданы пруды и фонтаны, как будто офис выстроили прямо посреди поля для гольфа международного класса. Ощущение полной оторванности от мира усилено специально сохраненной полосой леса шириной в полгектара, которая окружает всю территорию. Эти огромные идиллические пространства — то ли памятник современной эргономике, то ли олицетворение непомерно раздутого коллективного эго семейства Портеров на пике их финансового благополучия.
Джаред проезжает мимо главного входа с запертыми воротами, и мы еще некоторое время едем по узкой дороге, петляющей между деревьями, пока он вдруг резко не сворачивает на лесную грунтовку. Она упирается в еще одни ворота в сетчатой восьмифутовой ограде, опоясывающей территорию «Портерс» по всему периметру. В лучах фар «мерседеса» неожиданно материализуется целая группа подростков, они возникают словно привидения. Ребята курят, прислонившись к стволам деревьев, и кидают в лес камни, с видом забытых мальчишек в ожидании Питера Пэна. Тут их изображение гаснет, потому что Джаред выключает фары, припарковавшись в лесу между джипом и «хондой-аккорд». Мы выходим из машины и подходим к ребятам — все они примерно возраста Джареда.
— Как обстановка? — говорит Джаред, пожимая руки направо и налево, а они оглядывают меня, незнакомого старпера, с нескрываемым подозрением. Помимо себя и Джареда, я насчитал еще шестерых.
— Это кто? — спрашивает его высокий, крепкий парень с крашеными черными волосами и светлой бородкой.
— Это мой скандально известный дядя Джо, — говорит Джаред, махнув в мою сторону рукой. — Он сегодня будет вместо Горди.
— Вы — тот самый автор? — включается другой парень.
— Да, это я, — говорю я и ощущаю разницу в возрасте, благодаря в том числе мериносовому свитеру и легким брюкам от «Брукс Бразерс». Они все одеты примерно одинаково: черные футболки или толстовки, темные мешковатые широкие штаны и кроссовки. Лица у них у всех сильно зацепило бунтарской шрапнелью, как будто в самом центре толпы разорвалась граната помешательства, проколов все открытые участки кожи: от ноздрей и мочек до бровей, губ и языков — все пробито пирсингом.
— Автор чего? — интересуется кто-то еще, и ему кратко меня представляют.
— Ты чё, он же это кино снял, про Буш-Фолс. Где парень мать трахает.
— Придурок, он книгу написал. А фильм потом уже сняли.
— Короче, типа того.
— Он трахает мать?
— Мать друга, чудила. И не трахает. У него просто на нее встает.
— А. Это нормально. У меня на мать Джареда встает.
— А ну заткнулся, Микки.
— А по-твоему, у тебя мать — не крутая телка? Только честно!
— Да пошел ты.
Когда все вопросы разрешены, вперед выступает парень с козлиной бородкой — я уже знаю, что его зовут Микки.
— Эй, Джаред, какого рожна ты привел на игру взрослого?
— Он нормальный, — просто отвечает Джаред. — Он никому не расскажет. И это только на один раз, вместо Горди.
Они все некоторое время разглядывают меня, задумчиво хмурясь, и я ощущаю себя школьным изгоем во время деления на команды для вышибал: толпа редеет, а он стоит и ждет, когда его выберут.
Наконец Микки делает шаг вперед и пожимает мне руку.
— Ладно, пойдет, — говорит он. — Если только у вас это, ну, проблем с сердцем нету, и все такое.
— Я в порядке, — криво улыбаюсь я.
— О'кей, — говорит Джаред, сверкнув одобрительной улыбкой. — К делу.
«Дело» оказывается пейнтболом. Микки открывает багажник своего джипа, все его обступают, и он вытаскивает и раздает собравшимся груду пневматических маркеров, которые выглядят точь-в-точь как самое современное оружие террористов. Ребята сосредоточенно готовят амуницию, переговариваясь на сложном техническом жаргоне: всякие там флип-лоудеры, батт-плейты и двадцатиунциевые баллоны. Забавно, как легко они оперируют такими словами, как «щечки» и «яйца»: если когда-то их и забавлял сексуальный подтекст, он уже давно исчерпан. Джаред дает мне мой маркер, «Автококер 2000», и показывает, как вставлять вертикальный газовый баллон и заряжать цилиндрический магазин с шарами. Кроме того, я получаю черный рюкзак с защитной маской, запасными шарами и газовыми баллонами.
Когда маркеры и все остальное пристегнуто на липучки и закреплено на плечевых ремнях, они один за другим взбираются на решетку забора, легко перемахивают через него и мягко спрыгивают на территорию «Портерс». Последний раз я перелезал через забор бог знает когда, поэтому, когда подходит моя очередь, я решительно бросаюсь на него, чтобы ни за что не оплошать: а то повиснешь там на самом верху или порвешь себе все на свете! Мы перебрались на ту сторону и молча бежим по лесу, который в беспросветной темноте кажется бесконечным. Выбравшись на просторы портеровских задних газонов, мы бросаемся врассыпную, титановые корпуса автоматов в наших руках блестят в голубом свете луны. Без труда представляешь, что ты — член отряда коммандос, проникшего в расположение противника, и когда мы взбираемся на холм и нам открывается вид на массивное черное здание, мерцающее в темноте, я испытываю щенячий восторг.
