— Да, меня Федя познакомил, и они мне заказали всю рекламную кампанию.
— Ни фига себе! — Варя всплеснула руками. — Круто как… Лиз, я за тебя очень рада. Но ты же не хотела рекламой заниматься. Ты хотела, как Клавихо, стать фотохудожницей, и чтобы все тебя уважали за твою неповторимую индивидуальность.
Лиза рассердилась, но сдержалась.
— Знаешь, мне предложили такие деньги, что отказаться — все равно что расписаться в собственной безнадежности, — непринужденно ответила она.
— А-а… — то ли согласилась, то ли смирилась Варя.
Обе почувствовали напряжение. Что-то пошло не так. Варя ожидала, что Лиза начнет метаться, ныть, паниковать, стенать на то, что рекламщики ее поимеют, жаловаться, что художник вынужден творить с гантелями в руках, что мир несправедлив…
Но Лиза ничего такого не сказала. Она была такой твердой, решительной и самоуверенной, что Варя не знала, с какого бока к ней подступиться.
— Ты с Машей не общалась? — поинтересовалась она.
— Нет. — Лиза покачала головой. — Я ей не звонила, и она мне. По-моему, Маша должна сделать первый шаг — все-таки это она мне нахамила.
— Просто международная дипломатия, — усмехнулась Варя. — Лиза, если ты забыла: это наша подруга Маша, она всегда такая. Мы ей всегда сами звоним, когда она дурит, ведь Маше потом долго бывает стыдно, и она не в состоянии сделать первый шаг.
— Значит, ей пора меняться, если хочет общаться с людьми, — отрезала Лиза. — Мне надоело играть в эти игры.
— Вот как. — Варя внимательно посмотрела на приятельницу.
— Да, Варь, люди меняются, — завелась Лиза. — Время от времени чувствуешь, что ты из чего-то выросла. В детстве — из штанов, а когда взрослеешь — из рамок, из отношений, из предубеждений.
— То есть. Маша стала для тебя мала? — все так же спокойно поинтересовалась Варя.
— Варя, ну не о том, не о том ты говоришь! — вспыхнула Лиза. — Машка хорошая, ты же знаешь — я ее люблю, как сестру, у меня вообще ближе вас никого нет, но…
— Но ты говоришь о ней снисходительно, — строго заметила Варя. — А так нельзя.
— Хорошо, больше не буду, — покорилась Лиза, но затаила раздражение на всех, у кого в глазу бревно.
Она еще не знала, что за бревно в глазу у Вари, но была уверена, что оно есть. Лиза немного предвосхитила события, но в конечном счете оказалась права.
* * *
— У тебя бассейн? — Маша смотрела на него так, словно Никита признался, что держит в саду уссурийского тигра.
Бассейн всегда был ее мечтой. Не надувной и не крошечный, как в бане, а настоящий бассейн, чтобы в нем можно было плавать и зимой, и летом.
— И воду можно подогреть?
— Можно, — усмехнулся Никита. — Хочешь посмотреть?
Маша понимала, что к мужчине, насчет которого строишь большие планы, ехать на первом же свидании домой «смотреть бассейн» — не самое разумное дело. Но…
«Вдруг он подлец, и я его больше никогда не увижу? — подумала она. — И так и не выясню, каково это — бассейн в саду?»
— Очень хочу посмотреть. — Маша затрясла головой.
— Тем более здесь недалеко, — добавил Никита, отдавая кредитку официанту.
Спустя минут двадцать они свернули на дорогу, с обеих сторон которой тянулись заборы. Некоторое время петляли по улицам, пока не добрались до кованой ограды, за которой виднелись сосны, ели, дубы, березы и дом. Ворота открылись, они проехали по аллее и остановились у входа в дом. Эта внушительная постройка из серого камня казалась пародией на английские замки, но, присмотревшись, Маша поняла, что дом действительно старый и строили его явно не в прошлом веке.
— Уникальный дом, — сообщил Никита. — Ему двести лет. Уцелел чудом. Вообще-то от него мало что осталось, но я его восстановил. Знаешь, потратил такое количество денег, что самому неловко вспоминать, сколько все это стоило.
— А зачем тебе это надо?
— Ну… — Он задумался. — Я люблю жить там, где уже кто-то жил.
Маша вздохнула. Она так рьяно уверяла друзей, что новый хороший дом в пригороде лучше старого отсыревшего дома в центре, что почти сама в это поверила. Но от воспоминаний об их с мамочкой квартире на Петровском бульваре щемило сердце. Стены там, казалось, дышали историей, и даже по совершенно новому асфальту каблуки цокали как-то особенно, а машины неслись со звуком, напоминающим стук пролетки. Гуляя по Сретенке, Маша кожей чувствовала, что здесь когда-то на санях мчался пьяненький Есенин, на Чистых Прудах ей виделся спешащий Маяковский, а на Тверской, у памятника Пушкину, она представляла себе встречу с друзьями-поэтами интеллигентного Валентина Катаева…
В Куркине Маша чувствовала себя переселенцем из Старого Света, захватчиком, человеком, рвущимся в будущее — потому что ему стыдно вспомнить прошлое.
Она с нежностью взглянула на Никиту и вдруг представила себе, как идет с ним к алтарю Елоховской церкви — в платье от Валентино, расшитом жемчугом, и в роскошной кружевной фате. Внезапно охрипнув от разгулявшегося воображения, Маша закашлялась и спросила севшим голосом:
— А бассейн где?
— Там. — Никита кивнул головой и повел ее в дом. Они насквозь прошли холл и очутились на террасе, за которой вытянулся бассейн.
Маша подошла ближе и заглянула в голубую прозрачную воду. Дно бассейна украшала мозаика с рыбками, стенки были отделаны золотистой плиткой, а по бортам стояли деревянные шезлонги и елки в кадках.
— Потрясающе… — прошептала Маша. — Такой вкус! Такое изящество!
— Да-да, — усмехнулся Никита. — Мой дизайнер предупреждал, что все это будет производить неизгладимое впечатление на девушек.
— Э-э… — смутилась Маша. — Наверное, это был очень хороший дизайнер. Кхе-кхе…
— Пойдем в дом. — Он взял ее под локоть.
Они прошли в большую гостиную с диванами, тяжелыми креслами, с маленькими стеклянными и большими деревянными столами, на которых стояли массивные серебряные пепельницы, стопками лежали журналы и газеты. «Мужская обстановка», — подумала Маша.
— Ну вот, а теперь коронный трюк моего дизайнера, та-да-дам! — протрубил Никита и подвел Машу к красивому камину. Возле камина, в котором потрескивали дрова, стоял огромный угловой диван, а на полу красовалась шкура зебры.
— Да-а… — удивилась Маша. — На этом месте девушки, наверное, падают замертво…
— Только самые впечатлительные, — усмехнулся Никита. — Ты не хочешь выпить?
— Клубничную «маргариту», — сообщила Маша в надежде, что как следует клубничную «маргариту» приготовить не смогут и ее хоть что-нибудь здесь разочарует.
Но Никита покричал, явилась пожилая женщина в черном платье с брошью, и спустя десять минут Маша блаженствовала на диване со стаканом восхитительной, в меру приторной клубничной «маргариты», с тарелкой сырного ассорти, вазой с фруктами и самым привлекательным мужчиной во Вселенной.
