За дверью соседнего купе сказали:
– Се n’est rien. Je me suis trompe.
[11]
– Хорошо, мсье. – Проводник заторопился к двери, на которой
зажглась лампочка.
С облегчением вздохнув, Пуаро лег и, перед тем как потушить
свет, взглянул на часы. Было без двадцати трех час.
Глава 5
Преступление
Ему не сразу удалось заснуть. Во-первых, мешало, что поезд
стоит. Если это станция, то почему на перроне так тихо? В вагоне же, напротив,
было довольно шумно. Пуаро слышал, как в соседнем купе возится Рэтчетт:
звякнула затычка, в умывальник полилась вода; послышался плеск, и снова
звякнула затычка. По коридору зашаркали шаги – кто-то шел в шлепанцах.
Пуаро лежал без сна, глядя в потолок. Почему на станции так
тихо? В горле у него пересохло. Как нарочно, он забыл попросить, чтобы ему
принесли минеральной воды. Пуаро снова посмотрел на часы. Четверть второго.
Надо позвонить проводнику и попросить минеральной воды. Он потянулся было к
кнопке, но его рука на полпути замерла: в окружающей тишине громко зазвенел
звонок. Какой смысл: проводник не может одновременно пойти на два вызова.
Дзинь-дзинь-дзинь – надрывался звонок. Интересно, куда
девался проводник? Звонивший явно нервничал.
Дзинь…
Пассажир уже не снимал пальца со звонка. Наконец появился
проводник – его шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Он постучал в дверь
неподалеку от купе Пуаро. Послышались голоса: разубеждающий, извиняющийся –
проводника и настойчивый и упорный – какой-то женщины. Ну конечно же, миссис
Хаббард!
Пуаро улыбнулся. Спор – если это был спор – продолжался
довольно долго. Говорила в основном миссис Хаббард, проводнику лишь изредка
удавалось вставить слово. В конце концов все уладилось. Пуаро явственно
расслышал: «Bonne nuit,
[12]
мадам», – и шум захлопнувшейся двери. Он нажал
кнопку звонка.
Проводник незамедлительно явился. Он совсем запарился – вид
у него был встревоженный.
– De 1’eau minerale, s’il vous plait.
[13]
– Bien,
[14]
мсье.
Вероятно, заметив усмешку в глазах Пуаро, проводник решил
излить душу:
– La dame americaine…
[15]
– Что?
Проводник утер пот со лба:
– Вы не представляете, чего я от нее натерпелся! Заладила,
что в ее купе скрывается мужчина, и хоть кол на голове теши. Вы только
подумайте, мсье, в таком крохотном купе! – Он обвел купе рукой. – Да где ж ему
там спрятаться? Спорю с ней, доказываю, что это невозможно, – все без толку.
Говорит, она проснулась и увидела у себя в купе мужчину. Да как же, спрашиваю,
тогда он мог выйти из купе, да еще дверь за собой задвинуть на засов? И слушать
ничего не желает. Как будто у нас и без нее не хватает забот. Заносы…
– Заносы?
– Ну да. Разве вы не заметили? Поезд давно стоит. Мы въехали
в полосу заносов. Бог знает сколько мы еще здесь простоим! Я помню, однажды мы
так простояли целую неделю.
– Где мы находимся?
– Между Виньковцами и Бродом.
– La, la!
[16]
– сказал Пуаро раздраженно. Проводник ушел и
вернулся с минеральной водой.
– Спокойной ночи, мсье.
Пуаро выпил воды и твердо решил уснуть.
Он уже почти заснул, когда его снова разбудили. На этот раз,
как ему показалось, снаружи о дверь стукнулось что-то тяжелое.
Пуаро подскочил к двери, выглянул в коридор. Никого. Направо
по коридору удалялась женщина в красном кимоно, налево сидел проводник на своей
скамеечке и вел какие-то подсчеты на больших листах бумаги. Стояла мертвая
тишина.
«У меня определенно нервы не в порядке», – решил Пуаро и
снова улегся в постель. На этот раз он уснул и проспал до утра.
Когда он проснулся, поезд все еще стоял. Пуаро поднял штору
и посмотрел в окно. Огромные сугробы подступали к самому поезду. Он взглянул на
часы – было начало десятого.
Без четверти десять аккуратный, свежий и, как всегда,
расфранченный, Пуаро прошел в вагон-ресторан. Тут царило уныние.
Барьеры, разделявшие пассажиров, были окончательно сметены.
Общее несчастье объединило их. Громче всех причитала миссис Хаббард:
– Моя дочь меня уверяла, что это самая спокойная дорога.
Говорит, сядешь в вагон и выйдешь лишь в Париже. А теперь оказывается, что мы
можем бог знает сколько здесь проторчать. А у меня пароход отправляется
послезавтра. Интересно, как я на него попаду? Я даже не могу попросить, чтобы
аннулировали мой билет. Просто ум за разум заходит, когда подумаешь об этом.
Итальянец сказал, что у него самого неотложные дела в
Милане. Огромный американец посочувствовал: «Да, паршивое дело, мэм», – и
выразил надежду, что поезд еще наверстает упущенное время.
– А моя сестра? Ее дети меня встречают, – сказала шведка и
заплакала. – Я не могу их предупреждать. Что они будут думать? Будут говорить,
с тетей было плохо.
– Сколько мы здесь пробудем? – спросила Мэри Дебенхэм. –
Кто-нибудь может мне ответить?
Голос ее звучал нетерпеливо, однако Пуаро заметил, что в нем
не слышалось той лихорадочной тревоги, как тогда, когда задерживался экспресс
«Тавры».
Миссис Хаббард снова затараторила:
– В этом поезде никто ничего не знает. И никто ничего не
пытается сделать. А чего еще ждать от этих бездельников-иностранцев? У нас хоть
старались бы что-нибудь предпринять.
Арбэтнот обратился к Пуаро и заговорил, старательно
выговаривая французские слова на английский манер:
– Vous etes un directeur de la ligne, je
crois, monsieur. Vous pouvez nous dire…
[17]
Пуаро, улыбнувшись, поправил его.
– Нет, нет, – сказал он по-английски, – вы ошибаетесь. Вы
спутали меня с моим другом, мсье Буком.
