— Ладно, — отмахнулась та. — А что мне делать?
Вера развела руками:
— А я-то откуда знаю? Это вообще не мое дело. Я тут ни при чем.
— Ничего себе ни при чем! — возмутилась Маша. — Ты меня во все это втянула! Давай объясняй, что мне делать с Андреем!
— Да не знаю я, что с ним делать! У вас связь, вы… как бы это сказать… вроде того, что созданы друг для друга. Ты ведь заметила, как у вас все легко складывается?
Маша кивнула. Конечно, пришлось признать, что это не она такая неотразимая, просто судьба такая, но если судьба уготовила тебе симпатичного богатого мужчину — нечего на нее пенять.
— Понятное дело, вы могли и не встретиться, — продолжала Мерилин. — Но Тина и банда постарались. Зоя же изо всех сил старалась вас настроить друг против друга. Сейчас появилась я — вся такая умная, и выложила тебе всю правду, что, конечно, не может не спутать карты.
— Кстати, почему ты мне все рассказала?
— Честно? Не удержалась! Очень хотелось с кем-нибудь поделиться! Правда, меня за это могут запросто отпетрушить, но вообще-то формально придраться не к чему. К тому же ты мой клиент. Ну и я ни за что не скажу, что родная бабушка продала мне тайну за обещание найти здесь, на земле, ее любимую брошку, которую она в 1843 году потеряла где-то между Нью-Йорком и Чарльстоном.
— А как ты ее найдешь? — ужаснулась Маша.
— Да фигня, есть свои методы, — отмахнулась Вера. — О, смотри, титьки сдуваются — зелье старое, наверное, выдохлось!
— Слушай, а кто у тебя еще есть?
— Марлен Дитрих, — Вера загнула палец. — Но без косметики на нее лучше не смотреть… Алла Пугачева — очень хорошенькая, молоденькая… Это я тех перечисляю, кого ты точно знаешь… Так… Есть, кстати, Клеопатра!
— Клеопатра? — поежилась Маша. — Ты не завирайся, пожалуйста…
— Слушай, Клеопатру моя прабабушка выменяла у одной египетской гадалки, которая уже из ума выжила — ей нужна была… в общем, там была такая афера — один египетский чиновник хотел переспать с Грейс Келли…
— Твоя бабушка занималась такими вещами?!
— Не моя бабушка! А эта гадалка! А моя бабушка сама бы переспала с этой гадалкой — ради Клеопатры, но ей никто не предлагал! Короче, там у меня целый бидон, но только действует это ровно минуту. Хочешь попробовать?
Хочет ли она узнать, как выглядела Клеопатра?
— Только ты можешь меня немного накрасить, чтобы было похоже? — попросила Маша.
Вера-Монро довольно небрежно намалевала ей веки блестящими жирными тенями — темно-синими, выщипала брови и накрасила губы, после чего сгоняла в подвал — выяснилось, что инвентарь, как выразилась Вера, она держит в подвале, и притащила огромную бутыль с кривым горлом.
— О! — выдохнула она. — Пришлось сюда эту бадью переть — в стакане выдыхается, сволочь, прямо на ходу, — она быстро накапала в бокал темно-зеленую жидкость. — Пей!
Маша залпом махнула зелье и почувствовала, что ее тело как будто затекло, — все зачесалось, закусали комарики, а голова закружилась, и перед глазами разлетелись серебряные точки. Но не успела Маша толком испугаться, как пришла в себя, а Вера потащила ее к зеркалу в прихожей.
Маша, на которой обвисла одежда, с недоумением смотрела на хрупкую женщину с большим (впрочем, не больше, чем у Канделаки) носом, смуглой кожей и черными волнистыми волосами. Она не была красавицей, но не была и уродиной, как уверяют некоторые историки. И, конечно, в ней было нечто особенное. В глазах. Власть. Секс. Высокомерие.
— Да-а… Царственности тебе не хватает… — протянула Вера.
— Мне или ей? — уточнила Маша.
— Тебе! Ну что ты ссутулилась?
Маша расправила плечи.
И тут вдруг заломило в суставах, как при гриппе, подскочила температура — Маша стала хлопать себя по пылающим щекам, запершило в горле, в глазах потемнело… И когда мгла рассеялась, из зеркала на Машу смотрела — она, просто девушка, не царица, только вид был несколько ошарашенный.
— Ну что, веришь мне? — спросила Вера.
— А вдруг ты все это мне внушила?
— Тогда я все равно гений, — Вера развела руками.
— Как я хочу, чтобы всего этого не было! — в сердцах воскликнула Маша. — Верните мне мое простое растительное существование!
— Слушай, на Голгофу тебя пока никто не тащит, так что не распинайся тут! — прикрикнула Вера. — Пойдем выпьем.
— Давай напьемся, а? — заныла Маша. — Хочется прямо-таки нажраться до беспамятства!
— Ну давай нажремся до беспамятства… — согласилась Вера.
— Слушай, а Анжелины Джоли у тебя нету?
Вера смерила ее презрительным взглядом.
— Слушай! — в гостиной Маша застыла, уставившись в окно. — Сколько времени?
— Ночь — это то время, пока ты не легла спать, — заявила Вера. — Раз мы не спим, значит, у нас ночь.
Маша не стала требовать объяснений, но все еще продолжала смотреть в окно, где, несмотря на то что часы показывали шесть утра, в черном небе висела пористая луна.
«Пусть так», — подумала Маша, взяла бокал и лихо чокнулась с Мерилин Монро в пиратской майке с черепом и костями. И если кто-то в это время начинал новый день, то у Маши начиналась новая жизнь. И ей очень хотелось, чтобы эта, новая, была веселей предыдущей.
Глава 13
Маша с нечеловеческим трудом разлепила глаза и с ужасом посмотрела на открытые шторы. С воплем негодования она метнулась к окнам, задернула занавески, бросилась на кухню, припала к крану с холодной водой, напилась, умылась и решила, что кофе сегодня она пить не будет. Хватит с нее и водопроводной водички — с потенциальным вирусом холеры. Похмелье было совершенно отвратительное. Не надо было мешать вино с текилой, а потом еще и с самбукой — но после драки кулаками не машут.
Она позвонила на работу, наврала секретарше нечто маловразумительное, поползала по кухне в поисках хоть какого-нибудь супа из пакетика, нашла гречку в кастрюльке, банку фасоли, вскипятила все это с бульонным кубиком — получилась настоящая баланда, и улеглась вместе с баландой в постель.
Она чувствовала себя просто Жанной Д’Арк, которая решает, что ей важнее — ее личная, человеческая судьба или судьба мира. Только Маша, в отличие от реальной либо мнимой Орлеанской девы, которая, кстати, в фильме Бессонна никакой такой девой не выглядит, а выглядит Милой Йовович, топмоделью, любовницей режиссера, в общем, не была одержимой — поэтому при попытке принять хоть какое-то решение впала в ступор. От телефонного звонка чуть было не выронила кастрюлю, но к телефону не подошла — затаилась. Звонила Тина. Потом звонил Андрей — сказал, что уже набирал ее номер тридцать раз, и на мобильный тоже звонил, что он сначала хотел ее убить, а теперь беспокоится, не убил ли ее кто-нибудь до него, и что если у нее есть совесть, пусть позвонит, иначе он идет в милицию и сообщает, что ее похитили. Потом еще раза два позвонила Тина — Маша все-таки ответила, хриплым таким, болезненным голосом, после чего отключила телефон.
