— Мариша, привет, милая! — бросилась к ней Вера.
— Ну-ну! — Мариша улыбнулась, но отпихнула Веру, которая лезла с поцелуями, и уставилась на Машу.
— Марина Георгиевна меня зовут, — представилась она и прищурилась.
Маша стояла напротив, скрестив руки на груди, а Вера — рядом с Маришей и волновалась. Посозерцав Машу несколько минут, Марина Георгиевна повернулась к Вере:
— Ну, Василиса-то мне уже звонила… — сообщила она. — Кричала.
— Ты же понимаешь… — Вера всплеснула руками.
— Все я понимаю, — согласилась Марина Георгиевна. — Но в чем-то она права.
Маша демонстративно вздохнула, отвернулась, поискала глазами, куда бы присесть, и выбрала старинный стул с подлокотниками.
— Вы не могли бы подойти ко мне? — попросила Мариша, едва Маша устроилась на стуле.
Та вытаращила глаза, но безропотно встала и подошла к Марине Георгиевне.
— И не надо дуться! — велела Мариша. — Ситуация непростая. Дайте руку!
Маша протянула руку ладонью вниз. Марина Георгиевна перевернула кисть, посмотрела на линии, зачем-то измерила пульс, затем встала — тут Маша обратила внимание на шикарные туфельки на высоченной шпильке, заглянула ей в глаза — и от этого взгляда Машу развезло, ноги стали воздушными — она почти их не чувствовала, а голова закружилась… — пока шум в ушах не прорезал голос Марии Георгиевны:
— Потенциал, говорю, есть!
— У кого? — промямлила та.
— У тебя, дурында! — воскликнула Марина Георгиевна.
— Все не безнадежно, — пояснила Вера. — До тебя дошло или на бумажке написать?
— Давайте закругляться! — Марина Георгиевна поднялась с места. — Уже десять!
Она ушла за ширму, которая отгораживала часть комнаты, завозилась там, а Маша тем временем принялась горячо шептать на ухо Вере:
— Она что, врач?
— Да, — зашипела Вера. — Гинеколог. Бывшая повивальная бабка.
— А меня это не волнует! — завопила из-за ширмы Мариша. — Это твои проблемы! Все!
Она вылетела из-за ширмы с кожаным несессером, кивнула девушкам, чтобы шли за ней, заперла кабинет и быстро зашагала по коридору. Вера и Маша засеменили следом.
Скоро они оставили машину на Неглинной и спустились к самым известным в столице баням.
— Нам что, сюда? — захихикала Маша, которая пребывала в страшном волнении и не знала, как себя вести.
Ей никто не ответил: Вера ломала руки, а Мариша звонила кому-то по телефону. Вскоре их впустила пожилая женщина, которая выглядела очень недовольной.
— Всех посетителей из-за тебя распугала! — упрекнула она бывшую повивальную бабку. — Ну ты и сволочь!
Марина Георгиевна, не обращая внимания на ее причитания, поднялась на второй этаж, внимательно все осмотрела — будто посетители могли прятаться под диванами, а недовольной женщине велела нагнать побольше пару.
После чего она открыла несессер, достала несколько пузырьков и вылила их содержимое на камни в бане. Машу чуть не стошнило — из парилки разило анисом и чем-то ужасным, вроде мази Вишневского.
— Раздевайся, — попросила Мариша. Действительно попросила — очень мягко и вежливо.
Это Машу насторожило, но она сняла одежду, белье, а когда парная была готова, Мариша протянула ей круглую деревянную шкатулку и велела:
— Иди в парную и намажься. Когда будет невмоготу, выходи и ныряй в бассейн.
Маша затянула волосы в хвост, зашла в парную, с трудом вдохнула тяжелый, влажный воздух и открыла коробочку. Там находилось какое-то бледно-желтое вещество, которое с трудом выковыривалось и еще с большим трудом размазывалось по телу. Минут пять Маша стояла в парной, наслаждаясь ароматами навозной ямы, но ничего не происходило. Но вскоре она почувствовала легкое жжение. Кожа саднила, как после солнечного ожога, и Маша думала: это и есть «невмоготу»? Или еще нет? Скоро жжение стало сильнее — и Маше уже казалось, что ее гладят горячим утюгом. Кожа натягивалась, и щипало так, что в глазах стояли слезы, но это было хоть и ужасно, но терпимо. Но вскоре ее пробрало до костей — хотелось как-нибудь пролезть пальцами внутрь и расчесать кости — зуд был такой, что не спасли бы и грабли. «Невмоготу»?
Невмоготу стало, когда Маша поняла, что жарится, как шашлык, — она реально видела, как лопается кожа, как темнеют и пузырятся пальцы, бедра… И тут она дико закричала и выскочила из парилки.
— Помогите! — вопила она, а Мариша и та, другая, подхватили ее под руки и поволокли (Маше казалось, что они все не касаются ступнями пола) к бассейну.
«Вода! Холодная!» — в истерике ликовала Маша, но только упав в бассейн, поняла, что брызги красные и липкие. — «Что это? Кровь! Кровь! О боже мой, я умру!» — думала она, отфыркиваясь и выныривая из этого кошмара. Но сильные руки макали ее туда вновь и вновь, пока наконец кто-то не схватил ее под мышки и не вытянул наружу.
— Выпей! — Мариша протянула ей серебряную чашу, украшенную рубинами.
Ничего не соображающая Маша залпом глотнула нечто зеленое, с удивлением посмотрела на чашу, потом — на Маришу, и спросила:
— Что это?
— Яд! — усмехнулась Марина Георгиевна.
Маша схватилась за горло, побледнела и упала на кафельный пол.
Она с трудом выбралась из темноты — душной, тяжелой и открыла сухие глаза.
Они все были рядом. Вера. Мариша. Та женщина из бани. У Маши не было сил даже смотреть на них, поэтому она опустила веки и спросила:
— Что со мной?
— Ты умерла, — сказала женщина.
— И возродилась, — добавила Мариша.
— Как ведьма, — уточнила Вера.
— В смысле, я как вампир, что ли? — догадалась Маша.
— Нет, — ответила Марина Георгиевна. — Ты живая. Умирала ты духовно. Это было духовное перерождение, которое необходимо, чтобы стать настоящей ведьмой. Как себя чувствуешь?
— Ты еще спрашиваешь? — вяло усмехнулась Маша.
— На вот, попей…
— Спасибо, не надо…
— Больше никаких фокусов! — поклялась Мариша.
Маша огляделась. Она лежала на массажном столе в уютном кабинете, а над ней склонились ведьмы. Марина Георгиевна протягивала ей чашку — обыкновенную чашку с какими-то голубыми цветочками.
— А почему в бане-то? — поинтересовалась Маша.
— В основном из-за бассейна, — произнесла Вера.
Маша не без труда приподнялась на локте, взяла чашку, понюхала — вроде горячий шоколад. Шоколад был с привкусом миндаля («Цианистый калий!» — дернулась Маша), вишни и какого-то алкоголя. Но с каждым глотком Маша набиралась сил, а допив чашку, почувствовала себя необыкновенно бодрой. Первым делом она сбросила простыню и осмотрела тело — никаких ожогов, после чего обвела глазами кабинет. Вроде все такое обычное, но… Что-то было не так.
