— Езжай давай за своими джинсами, — отмахнулась Жаба, когда Маша полезла к ней с благодарностями.
И уже на пороге Маша спросила:
— Агриппина Мироновна, а почему вы мне помогаете?
— Потом узнаешь, — усмехнулась Жаба и вытолкала ее на улицу.
Но Маша постояла на пороге, закурила, и тут ее осенило. Она забарабанила кулаками по двери, но хитрая Жаба не открыла — высунулась в окно и совершенно по-хамски брякнула:
— Чего тебе?
— Послушайте, а вот то, что со мной произошло… Почему?
— Кто-то навел порчу! — фыркнула Жаба.
— Это понятно, но зачем?!
— А ты подумай, у кого есть повод желать тебе зла? — усмехнулась Жаба.
Маша задумалась и насчитала что-то уж слишком много человек. Ну, Таню, допустим, можно вычеркнуть. Наверное, реальными недоброжелателями можно считать только Зою и Тину. Конечно, простенькая порча для них — мелковато, но, может, это было предупреждение?
Маша все-таки успела в магазин, забрала свои джинсы и в качестве утешения скупила еще половину «Мекса».
Навьюченная пакетами, ввалилась в свой прохладный подъезд, села в лифт и почувствовала, что кружится голова. Ощущение было не самое приятное — очень хотелось принять ледяной душ и прилечь, но Маша решила, что это от жары, от духоты, от нервов. Правда, на третьем этаже в глазах совсем потемнело, а кабинка закрутилась, как центрифуга. От страха Маша выронила пакеты, принялась хлопать себя по щекам — и действительно скоро пришла в чувство. Но лифт все ехал и ехал. Ей стало не по себе: она ведь живет не в небоскребе! А лифт все быстрее мчался вверх, и Маша уже колотила по дверям руками, била створки ногами и орала во весь голос. Набрала 112 — но телефон молчал! Маша закрыла лицо руками и бормотала:
— Когда-нибудь это закончится, когда-нибудь это закончится… — пока лифт не остановился и двери не открылись.
Маша уставилась в пустоту — там, неизвестно где, было темно. Она осмотрела кабину лифта — словно спрашивала совета, подняла с пола мешки с одеждой — так просто она все это врагам не отдаст, и вышла в никуда. «Никуда» было просторным — Маша прошла несколько метров, прежде чем увидела свет. Она осторожно пробралась к источнику и с трудом разглядела, что это дверь — низкая и кривая, а светились щели. Открыв дверь, выбралась на площадку и тут же зажмурилась: после темной кабины и полного мрака в той непонятной комнате здесь было так светло, что перед глазами поплыли черные круги. Услыхав какой-то хлопок, Маша сделала шаг вперед, глаза привыкали к свету, и тут-то она закричала.
Слава богу, она быстро поняла, что от крика будет только хуже, — так совершенно невозможно сохранить равновесие. Она стояла на плоском каменном карнизе, а внизу, на высоте Останкинской башни, лежал город. Если Маша чего и боялась, так это высоты. А сейчас она оказалась прямо на краю пропасти — с пакетами в руках, как дура. В невменяемом состоянии она сделала шаг назад, отпустила пакеты и попыталась нащупать дверь. Но двери не было. Не было никакой такой двери. Маша даже пару раз ударилась головой об стену, но и это не помогло. Солнце палило нещадно — пот тек ручьями, голова раскалывалась, а Маша была не в состоянии пошевелиться: стоило представить всю эту высоту, как к горлу подступала тошнота. Да и что она могла сделать? И она присела.
Но ее преследовала мысль: «Не бывает безвыходных ситуаций!», и она понимала — вместо того чтобы ждать здесь солнечного удара, имеет смысл пройтись по карнизу. Маша даже подумала, что в ее состоянии лучше проползти, но ползти на такой узкой дорожке было еще более опасно. И она все никак не могла собраться с силами и встать — пока не поняла, что от духоты теряет сознание. Осторожно развернулась лицом к стене, вцепилась — чем могла — в шершавую облицовку и медленно пошла против часовой стрелки. Эту чертову башню шатало! Солнце жарило в затылок. От страха и отчаяния тряслись руки. Наконец спустя полчаса, которые показались ей годом, Маша уткнулась в оконный карниз. В хлипкий, жестяный, ненадежный и очень широкий — как на него забраться? Но там было крошечное окно, а окно — это выход. Пока она отдыхала, держась за жестянку, подул ветер, и Маша чуть не разрыдалась — вот спасение.
— Помоги мне… — без слез рыдала она. — Пожалуйста…
Ветер, казалось, ее дразнил. Освежал, приносил соленые брызги, но лишь заигрывал.
— Я сама не справлюсь! Я обещаю тебе ураган! Пожалуйста… — молила она.
И тут вдруг сильнейший порыв оторвал ее от стены — подхватил, словно тополиный пух, перевернул в воздухе, подбросил, удержал — вел себя по-хулигански — и зашвырнул в окно.
«Да… — подумала Маша, потирая ушибленные локти. — От стихии не знаешь, чего ожидать…»
В небольшой комнатенке была дверь — только Маша к ней подошла, в комнату ворвался ветер, ударил наотмашь, и дверь, как оказалось, снаружи забитая железными скобами, вылетела из проема.
— Спасибо! — поблагодарила Маша и очутилась в той самой комнате, куда ее привез взбесившийся лифт.
Кабина все еще была открыта — Маша зашла внутрь, дверцы захлопнулись, и она на безумной скорости помчалась вниз. Машу кидало в разные стороны — она вцепилась в поручень — хорошо, что кабина была старая, с удобствами, и тут отвалилось днище. Просто вылетело — и где-то там, на неведомой глубине, громыхнуло. Маша висела на ручке, которая с трудом выдерживала груз ее тела. Она попробовала упереться ногами в стены кабины — но туфли все время соскальзывали, — а там, внизу, была мрачная и темная шахта, и Маша знала — еще несколько минут, и она сорвется. И тут она разозлилась. Разозлилась так, что поняла, какая она сильная — что на одной силе воли и ярости свернет горы — и нет ничего, что ей неподвластно.
— Остановись! — заорала она. — Немедленно! Стой! Я сказала!
Она так кричала, что сама оглохла от крика, — это был не ее голос, а вой, шум, ярость, грохот, и Маша вроде почувствовала — что-то изменилось, но прежде, чем она поняла, что именно, силы оставили ее, и она погрузилась в беспамятство.
— Девушка! Девушка!
Маша ощущала какое-то неудобство — что-то ей очень мешало, что-то липкое — на лице, на груди, а потом голова у нее задергалась в разные стороны, и она наконец поняла, что кто-то шлепает ее по щекам, открыла глаза и увидела — липкое и неприятное — вода из бутылки, теплая, а над ней возвышается фигура в летнем костюме — мужчина вроде…
— Девушка, как вы? — Мужчина присел, и Маша совсем близко увидела его лицо.
— Видимо, плохо… — Маша попыталась сесть, и это ей почти удалось — даже если не брать в расчет, что все части тела во что-то упирались.
Она осмотрелась и поняла, что валяется в лифте — прямо на пакетах с одеждой.
— Какой этаж? — спросила она и поняла, что во рту у нее сухо, как в духовке.
— Девятый, — сообщила мужчина. — Давайте, я помогу вам встать.
Он поднял ее, вытащил из лифта вместе с пакетами, убедился, что она помнит, где живет, сообщил, что сам живет напротив и она может обратиться к его жене — если ей станет хуже, потому что он сейчас уходит. Маша заверила его, что все в порядке, просто она перегрелась, обязательно вызовет врача — непременно! — и он уехал. Маша зафутболила в квартиру пакеты, на ходу скинула с себя одежду и встала под холодный душ.
