— Тебе правда не понравилось? — беспокоился Максим.
— Понравилось, — улыбнулась Настя. — Честно. Даже Блум. Максим… А почему ты не обиделся, когда я на тебя накричала?
— Я не обидчивый, — он пожал плечами.
— Как это?
И тут зазвонил телефон.
— Да, — ответил Гранкин. — Галя, ты дома? Скоро буду. Да, с Настей. Смотрели «Пиратов». Ты же не хотела… Ладно, обсудим. Целую. Что? Молоко? Хорошо, заеду в «Континент».
— Ты первый раз женат? — спросила Настя.
— Н-да, — кивнул он.
— Ну, и как, чувствуешь себя… особенно?
Максим поразмышлял.
— Да.
Что-то он немногословен.
— Да-а? — оживилась Настя. — Почему?
— Ты ведь была замужем?
— Ничего такого особенного я не чувствовала, — отрезала она и открыла машину.
— Я вдруг понял, что все эти слова, которые говорят друг другу — про горесть и радость, все они имеют значение, — произнес он, устроившись на сиденье.
— То есть любовь? — уточнила Настя.
Уж она-то знала, как себя не выдать, как скрыть бледность и дрожь в голосе — и не дрожь даже, а многозначительную, нервную хрипотцу.
— А ты веришь в любовь? — он заглянул ей в глаза.
— Хоро-оший вопрос! — кивнула Настя. — Но главное, что я слышу его от человека, для которого в наше время брак — нечто особенное.
— Я думал и понял, что любовь — это когда каждый требует от другого лишь то, что тот может тебе дать. И ты обещаешь быть с человеком не потому, что сегодня ты его любишь, а потому, что ты принимаешь ответственность за него — что бы ни случилось.
— Ага, — хмыкнула Настя.
— Что «ага»?
— Звучит заманчиво.
— Слушай, а не бывает так, что тебе кажется — очередного разочарования ты уже не выдержишь?
— Откуда ты знаешь, что при таком вот раскладе не будет разочарования? Вдруг твоя женщина — я не имею в виду никого конкретно — поймет, что ваши отношения — сплошная прагматика, и пошлет все это к черту ради двадцатилетнего мальчика, который будет слать ей сто СМС в час?
— Если все-таки иметь в виду конкретно Галю, то я уверен — она достаточно разумная, чтобы оставаться со мной.
— Ну… здорово, — улыбнулась Настя. — Где ты оставил машину?
По дороге домой она все еще спорила с Максимом. Нет, ну это надо же — взрослый человек, а в сказки верит! Хотя… Вдруг именно такие люди живут тридцать лет и три года в любви и согласии?
Возможно, их отношения крепки, как Кремлевские стены, — о них разбиваются случайные измены, ссоры, рутина и прочие неприятности. Но разве это весело? Разве в этом есть смысл?
В его книгах столько жара, столько жизни, столько снисхождения к страстям человеческим, что невозможно представить этого человека в роли мещанина, с годами усыхающего от скудости чувств.
Может, он просто устал от ошибок? И Галя — его эмоциональный санаторий.
Настя ни разу не была в санатории. Режим, питание — а не еда, процедуры, черт побери… Ему же всего тридцать два!
Ладно. Она покажет этому вешалочному магнату, что такое настоящая жизнь. И что такое его Галя.
Она получит его.
И на то есть причина.
Во всех его рассуждениях типичного городского умника-циника имелись бреши, сквозь которые виден был он — горячий, нервный, необъезженный ахалтекинец — пускающий пар из ноздрей, бьющий копытом, жаждущий свободы жеребец редкостной красоты.
Он принадлежал ей, а не рыжей хабалке с замашками няни Вики.
Ладно. Она просто его хочет. Это секс. Почти только секс.
Глава 8
— Ты куда? — Настя попыталась упереть руки в боки, но слишком уж накренилась назад и упала бы, непременно упала, если бы Максим не схватил ее за руку. — Фу! Ты что? Зачем ты выламываешь мне руки?
— Настя… — он взял ее под руку. — Ты сама… выламываешься… Где тут такси?
— Такси! — закричала Настя, и из-за угла — о, чудо! — выплыла желтая «Волга».
— Ты ведьма, Настя! — Максим положил руку на грудь.
— Краснопресненская набережная, триста, — предложила Настя таксисту.
Тот согласился.
— Куда мы едем? — поинтересовался Максим на Киевской. — Мне надо домой.
— Не надо, — Настя помотала головой.
— Куда мы едем? — Максим перегнулся через сиденье и обдал таксиста запахом свежего коньяка.
Ну, они и наотмечались!
Праздновали подписание договора и одобрение синопсиса.
С чего она так набралась?
Может, потому что Галя первый раз в жизни не поехала сторожить своего Гранкина — торчала у мамы в Серпухове?
Галя была везде. После исторического похода на «Пиратов Карибского моря» Максим предлагался только в спайке с верной женой, которая почему-то всем мешала, несмотря на то что после первого же инцидента приняла обет молчания.
Виккерс, в свойственной ему деликатной манере, рявкнул на нее, как только Гале пришло в голову, что следует делиться с коллегами мужа собственными замечательными идеями.
— Давайте вы с Максимом потом все обсудите, а сейчас мы хотим по делу поговорить! — брякнул Гриша, не щадя чувства Гранкина, который у него сейчас был соавтором, а не чьим-то там мужем.
В конце концов, не принято брать на переговоры жен, детей или там собак.
А вдруг Макс с ней счастлив? И Галя — его судьба?
Да и черт с ней!
— Мы едем… куда надо! — Настя оттащила Максима от водителя и протянула бутылку с остатками коньяка.
— Я не уверен… — пробормотал Максим.
— Ну вот еще!
Высадились напротив Хаммеровского центра.
— Сейчас рассвет будет, — пообещала Настя.
И рассвет грянул. Золотой, с тем самым первым солнечным лучом, что пощекотал кожу, с нежной розовой зарей и небом, которое вдруг стало удивительно синим, южным. Они молча стояли и смотрели, а потом принялись целоваться. Разве можно не целоваться на рассвете?
Целовались и целовались, проваливаясь в хмельную благодать, и руки трещали от объятий, и в их животных, нетерпеливых ласках было столько нежности, что перехватывало дыхание.
Приехал Настин водитель Саша. Они целовались в машине — до самого Максимова дома, и Настя отчего-то понимала, что не стоит сейчас спешить.
Она была счастлива. Насколько может быть счастлива женщина, чей мужчина любит другую.
Настя поехала на дачу. Похмелье лучше встречать на природе. Едва открыв дверь, бросилась в ванную, где ее вывернуло наизнанку.
