— А нельзя ли все это улучшить?! А?
— Нет, — отрезала Маша.
— Что значит «нет»? — Настя уже кричала в голос.
— «Нет» значит, что либо мы принимаем этот сценарий, либо Галя с Антоном отдают его другой студии.
— Вот это наглость! — выдохнула Настя. — Они с ума посходили?
— Хозяин — барин, — сухо ответила Маша. — Только ты не забывай, сколько денег мы можем на этом заработать.
— Я все помню, — заверила ее Настя. — Ладно. Мы в четверг уезжаем в Ялту, а ты пока попробуй уломать Галю.
— Ничего не гарантирую.
— Ну, попробуй все-таки.
Ялта изображала Лазурный Берег. Настя изображала жену миллионера. Довченко изображал главного героя — жиголо.
Доизображались до того, что все читатели газеты «Твой День» и «Экспресс-газеты» обсуждали их роман.
К сожалению, это нельзя было назвать клеветой.
Роман был.
Настя некоторое время сомневалась — а стоит ли? — но с Пашей они встречались в постели не первый раз. Пару раз в году у них что-то происходило — они встречались и бросались друг на друга с такой страстью, что никакие причины, противопоказания, другие отношения и даже угроза смерти не могли бы оторвать их друг от друга.
Настя знала Пашу как облупленного. Он — артист. Холостяк. Мужик с отчаянным темпераментом.
У них никогда ничего серьезного не получится.
Но эти короткие встречи были настолько упоительны, насыщены электричеством, состояли из ничем не разбавленного секса, что от них невозможно было отказаться.
И это ее жизнь. Она — актриса. Она в Ялте, временно одинока, в страшном нервном напряжении. А Паша… Жилистый, горячий, загорелый…
Курортный роман.
О котором никто не знал.
Журналисты в очередной раз сочинили роман двух звезд — обычное дело.
Но Максим злился.
— Ты мне не веришь? — кипятилась она.
— Настя, дело не в этом…
— А в чем?!
— В том, что ты меня перебиваешь через слово! — заорал он в трубку.
— Молчу… — притихла Настя.
— Дело в том, что твоя личная жизнь — достояние семидесяти миллионов человек, и я просто не понимаю, что делать, если каждый второй в этой стране обсуждает, с кем ты спишь!
— Да я сплю с тобой!
— Но знаем об этом только мы с тобой! — Максим так кричал, что голос сорвался на хрип.
Лучше всего было сейчас разрыдаться. И Настя разрыдалась.
— Пока! — убедившись, что он слышит, как она плачет, Настя повесила трубку.
Вскоре он перезвонил.
— Настя, прости меня… — покаялся Макс. — Я просто не ожидал, что стану частью всего этого… Я не привык.
— Н-да, — сопела Настя.
— Я не хотел тебя обидеть, просто для меня это был шок.
— Понимаю.
— Настя!
— Ну что «Настя»?! — взорвалась она. — Почему я-то должна сочувствовать тому, что ты расстроился и захотел меня оскорбить?
— Ну…
— Макс, меня зовут, извини.
Вечером Максим снова был на линии.
— Может, лучше мне приехать? — с заискивающими нотками в голосе произнес он.
— Не стоит, — холодно ответила Настя. — Ты ведь помешаешь мне встречаться с любовником.
И это была чистая правда. Секс с Довченко вышел на новый виток, и прерывать связь именно сейчас было бы чертовски обидно.
Конечно, это жуткое свинство. Она любит Максима. И придушит каждого, кто захочет его убедить в том, что она ему не верна.
Но Паша… Ну, невозможно удержаться! Это ведь не просто мужчина от нечего делать — это мужчина, из-за которого у нее волосы по всему телу встают дыбом, кружится голова — хочется рухнуть на землю и… раздвинуть ноги. Рядом с ним она могла думать только о сексе — совсем себя не контролировала, и это часть ее личности — слишком много эмоций, иначе бы она не была тем, кем была.
И с Пашей не хочется никаких отношений — только химия, чистый секс.
— Макс, я жутко соскучилась, — от всего сердца призналась Настя. — Но я это уже проходила. Ты приедешь, повсюду будет Довченко, ты примешь мрачный вид, я стану нервничать, Довченко начнет нервничать, по вечерам мы будем выяснять отношения… Съемки превратятся в платформу для личных разборок. Если ты хорошо подумаешь и пообещаешь, что я не замечу ни малейшего недовольства с твоей стороны, — приезжай. Но ты должен понять — сейчас для меня работа на первом месте. И я готова с тобой поссориться, если ты будешь нам мешать.
Макс подумал и сказал, что приедет через пару недель.
— А что там с Галиным сценарием? — напомнил он.
— Да ну его к черту! — отмахнулась Настя. — Решим, когда я приеду в Москву.
Она отключила мобильный и прокралась к Паше, где они до утра не могли оторваться друг от друга. Настя ощущала подъем и влюбленность — не настоящую, которая вынуждает нас переживать и страдать, а легкий, пьянящий восторг плотской любви, ни к чему не обязывающей, прекрасной, как рассвет, — и столь же короткой.
В конце концов, кто сказал, что она не может иметь все?
Глава 18
В Москву Настя вернулась счастливая до неприличия. Съемочный период — это отдельная жизнь, пусть кукольная, нервная и утомительная, но ты словно выпрыгиваешь из реальности и оказываешься в сказочном мире, где есть один Бог и Царь — кино. Сценические романы перетекают в настоящие, ненависть, радость, злость, ревность — все усиливается до гротеска, превращается в фарс — и в этом творческом беспамятстве ты забываешь, что есть мир подлинный — с унылыми серьезными делами и заботами.
С Довченко они все-таки разругались — не надо было режиссеру затягивать съемки, но разругались вовремя — когда его экранный герой бросил героиню. Может, оттого и разругались?
Максим, тоже почему-то загорелый (А! Он ведь вроде летал в Испанию…), встретил ее и показался до того неотразимым, что Настя, презрев условности, подпрыгнула и обхватила его похудевшими смуглыми ногами.
О Паше она забыла еще в самолете.
— Я в офис хочу заехать, — сказала Настя.
— Соскучилась по работе? — усмехнулся Максим.
— Вроде того, — кивнула она. — Сейчас всех запугаю до полусмерти — и домой, — она прижалась к нему. — Как же я тебя люблю!
Черная, как негритянка, Настя ворвалась в офис, выставила батарею крымского вина, поделилась кое-какими впечатлениями.
— Ну, вот! — она всплеснула руками. — Хотела навести страху, но так по вас по всем соскучилась, что как-то и неохота уже! Ладно, отдыхайте, не буду сегодня насиловать ваш мозг. Поеду. Да! Маша-то где?
