— Я не хочу, чтобы семья распалась… — всхлипнула Анна. — Моя мать — идиотка, я не хочу, чтобы кто-нибудь еще ушел и превратился в курицу!
— Твоя мать — не идиотка, просто она слабая, ее не хватило на всех, — утешала Аглая. — В ней слишком мало любви — только на себя немножко и на мужа… Ей нужна была защита, и она решила, что это будет такая защита — мужчина, пусть даже самый неуклюжий…
Они пошли в дом, поставили чайник, Глаша разлила по рюмкам домашнюю настойку. Но только они удобно устроились за столом, как услышали автомобильный сигнал и чьи-то вопли. Выбежав на улицу, увидели невдалеке черный «Ламборгини» и Сашу, отчаянно размахивающую руками.
— Мама! Аня! Я застряла!
— Иди в дом! — прокричали сестры. — Потом разберемся!
Саша бросила машину и побежала в теплый дом. Бросила на комод норковое пальто, кое-как вытерла сапоги и плюхнулась на диван на кухне.
— С Настей что-то происходит! — воскликнула она. — И она не хочет это замечать!
Аглая переглянулась с Анной и криво улыбнулась.
— А что именно… — начала было Анна, но Саша ее перебила:
— Этот Кравиц — странный тип! Я ничего толком не могу объяснить, но он мне не нравится. Я чувствую — мама, ты меня поймешь! — что с ним что-то не так. Эти бумаги…
— Какие бумаги? — насторожилась Аглая.
— У него двадцать шкафов с бумагами! Какой-то договор с Орловой. Помните, Любовь Орлова…
Аглая побледнела и залпом выпила настойку.
— Я уверена — Настя во что-то вляпалась и сама не понимает во что! — Саша завершила речь и налила себе ликер. — Мы вчера поругались, и поругались всерьез. Такого еще ни разу не было! Я чувствовала отчуждение…
— Понятно… — Аглая поджала губы. — А что твой молодой человек? У тебя ведь, кажется, кто-то есть?
Саша, казалось, не была готова к такому вопросу. Она смутилась, порозовела и промямлила:
— Ну, пока еще ничего не понятно… Мы встречаемся…
— То есть до «единственного» пока не дошло? — вроде как в шутку, спросила Анна.
— Хм, ты же пишешь любовные романы и знаешь, как это бывает… — Саша плохо изображала легкомыслие. — То один, то другой… Ничего серьезного, — добавила она.
— Рада за тебя, — улыбнулась Аглая. — Все надеюсь, что ты передумаешь…
— А что у вас на ужин? — перебила Саша. — Очень хочу есть!
— Лазанья и кленовый пирог, — сообщила Анна. — Присоединишься?
Пока Анна вынимала из духовки лазанью и накрывала на стол, Аглая пробралась в кабинет, набрала телефонный номер и прошептала в трубку:
— Мама! У нас тут происходит нечто странное! — И она быстро, пока Амалия не успела сказать, что страшно занята, изложила суть последних событий.
— Мне все это не нравится, — призналась Амалия.
— А ты… не хочешь приехать? — осторожно поинтересовалась Аглая.
Амалия долго молчала.
— Нет! — отрезала она. — Вы должны сами со всем разобраться. Но хочу тебя предупредить — вам будет непросто.
— Ма, ну не будь такой врединой — хоть намекни… — заныла Глаша.
— Детка, я и сама не пойму, в чем дело, — вздохнула Амалия. — Конечно, у меня есть догадки, но лучше ты поройся в библиотеке…
— Мама, ты такая отзывчивая! — упрекнула Аглая.
— Ладно, если хочешь намек, то предупреждаю: готовьтесь к самому худшему! — рявкнула Амалия и повесила трубку.
Глава 19 Приключение с непроизносимой фамилией
Саша и сама не поняла, как доехала до дома, — глаза слипались, все жизненные силы ушли на лазанью. Она со скрипом выбралась из тесной «Ламборгини», протопала к дому, зашла на террасу и рухнула на диван прямо в шубе и сапогах.
— О боже… — вздохнула она. — И зачем я съела три последних куска?
Кое-как содрав унты, Саша расстегнула куртку и потянулась к пульту от телевизора. Двадцать минут какого угодно сериала — и здоровый сон до позднего утра.
— Ну, как мама? — произнес вкрадчивый голос над ухом.
Саша с трудом повернулась и встретилась глазами с Матвеем.
— Отлично! — зевая, ответила она. — Накормила меня до комы.
— Давай снимем с тебя шубу, — предложил Матвей.
Он высвободил Сашу из рукавов, подложил ей под голову подушку и погладил по животу. «Как хорошо, когда есть кому тебя погладить, обнять, пожалеть… — в блаженстве думала Саша. — Без любви жизнь такая одинокая!» Но прикосновения Матвея становились жестче, сексуальнее — он переключился на грудь и уже не целовал нежно в висок, а покусывал шею…
— Матвей, я не могу… — простонала Саша. — Я труп.
— Мне все равно… — пробормотал он.
— Но мне не все равно! — отпихивалась Саша. — Правда, давай не сейчас.
— А когда? — зло усмехнулся он. — Каждое последнее воскресенье месяца?
— Ты о чем? — опешила Саша.
— Ты мне раньше не отказывала! — возмутился он.
— Я раньше не ела лазанью у мамы! — воскликнула Саша. — В чем проблема?!
— Проблема в том, что я хочу тебя сейчас! — заорал он.
— Ты что, маньяк? — испугалась Саша. — Возьми себя в руки!
Она вскочила с дивана и собралась уйти, но Матвей схватил ее за руку и с силой рванул к себе.
— Стоять! — приказал он.
Саша в недоумении смотрела на него. Милый, обходительный Матвей был похож сейчас на чудовище — лицо злое, гадкое, глаза сверкают, губы скривились…
— Слушай… — начала было она, но он не обратил внимания.
— Ты поклялась мне! Ты сказала, что я единственный! — прошипел он.
— И что? — Саша попыталась развести руками, но не вышло, так как он все еще держал ее. Она попробовала вырваться, но он не отпустил.
— Ты обязана мне подчиняться! — рявкнул он.
— Ты ополоумел? — расхохоталась Саша. — Мы что, заключили контракт? Мол, я, Саша Лемм, торжественно клянусь во всем слушаться Матвея Болдина, быть его рабой…
Он неожиданно выпустил ее запястье. Подошел близко-близко — так, что она не видела ничего, кроме его глаз, усмехнулся и ответил:
— Вот именно.
После чего с улыбкой победителя вышел из комнаты.
Саша фыркнула, вернулась на диван, схватила пульт, но так и просидела, глазея в выключенный телевизор, с полчаса, не меньше. События развивались стремительно — она не знала, что делать и что думать.
* * *
Утром Настя с трудом разлепила глаза. Ничего не видя и не слыша, доплелась до ванной, сунула лицо в холодную воду. Умывшись, оперлась на раковину и уставилась на себя в зеркало. Так и стояла минут пять, пока не осознала, что спит с открытыми глазами. Скоро пришла визажистка, нарисовала ей лицо, но соображать Настя лучше не стала — ей все еще снились сны, а разум отказывался признавать, что надо просыпаться и бодро реагировать на происходящее. Это была мучительная, непереносимая усталость — казалось, Настя может отключиться в любую секунду, заснуть стоя, на ходу, во время разговора… В кафе, что недалеко от дома, она шла, словно по минному полю, — каждый шаг нужно было себя пересиливать, убеждать… В результате Настя нахамила официантке, журналистке и фотографу. Потом извинилась… и снова нагрубила…
