Олег был очень умный. И некрасивый. Но такой умный, что Саша отреклась от влечения к смазливым мужчинам и установила новое правило: внешность – лишь оболочка, куда заключена истинная сущность. Как-то так.
Олег действительно знал все на свете. И это были не хрупкие знания, высушенные на газетных листах, связанные в букеты и развешанные по всему дому. Он их не коллекционировал. Олег изучал механизм жизни, он хотел понять, почему так, любил наблюдать за перспективой, которую невозможно увидеть без знания истории, хотел постигнуть самую суть вещей.
Несомненно, он был философ. Очень богатый философ, и еще – гениальный экономист.
Когда мы видим себя на фотографии, то замечаем только внешность и полагаем, что это мы и есть. Но мы – это весь наш мир, со всеми маршрутами, со всем прочитанным, с каждым впечатлением, переживанием.
Олег видел не только свое лицо. Он ощущал всего себя целиком. Он был миром.
Мне он не нравился – это был тяжелый, излишне уверенный в себе тип, достаточно высокомерный, чтобы в его присутствии задаться вопросом: «Кто я такая и что я сделала для того, чтобы меня уважали?»
И Олег был женат.
– Саша, ну какая-то ты дура… – расстраивалась я. – Как ты могла в него влюбиться? Ты понимаешь, что он с женой не разведется?
– Не разведется, – кивала в знак согласия Саша. – Но поделать я с собой ничего не могу.
Мы знали, что где-то за пределами нашего с Сашей и их с Олегом мира у него есть дом, жена, двое детей, семейные праздники, дом в Марбелье, куда Олег наведывается раза два в сезон.
Кто-то сообщил, что жена Олега – красивая, добрая женщина, которая все знает и давно уже примирилась с тем, что в их семье муж устанавливает правила и что она никогда не уйдет от него из гордости, не отдаст отца своих детей в руки похотливых столичных хищниц.
Олег любил Сашу. Они встречались два года – и были счастливы настолько, насколько могут быть счастливы люди, которые ходят босыми ногами по битому стеклу.
Поначалу я советовала, ругала, плакала вместе с Сашей, но поняла, что это не прихоть и, конечно, не отчаяние и не бестолковая страсть, а нечто большее – может, и не созидательное чувство, но любовное безумие такого рода, которым можно только восхищаться.
Всякий человек должен пройти через такое в жизни хотя бы раз.
Иногда надо вывернуть душу наизнанку и посмотреть, что у тебя там, внутри.
Саша стала похожа на торчка. Глаза блестели, худые пальцы едва заметно дрожали, лицо осунулось. Казалось, что любовь освещает ее изнутри – но если бы кто-то выключил этот источник счастья, Саша превратилась бы в изможденную усталую женщину.
То, что случилось потом, стало ее личным 11 сентября.
Олег ушел от жены. Но не к ней, Саше, а к совершенно другой девице двадцати трех лет.
– Ты связалась с патриархальным динозавром, – втолковывала я ей, не удержавшись от «я же говорила!» – Так поступают классические мужики 1963 года выпуска. Что бы там между вами ни было, женщина для него – вещь. Он потребительски к тебе относился.
Я говорила тогда очень много. Если сложить все вместе, получится, что я говорила дней пять подряд. Мне нужно было Сашу отвлекать, злить, раздражать – она была утопленницей, а я – неумелым спасателем, который вместо того, чтобы делать массаж сердца, ломает ребра.
Я никогда не видела людей, черных от горя. Саша была первой.
Мы знали – у нас были общие знакомые, – что жена Олега слегла.
Наверное, она не могла поверить, что муж, для которого она была лучшим другом, которого она согласилась принимать со всеми его недостатками, оберегала и лелеяла, чьи чувства выхаживала, как недоношенного ребенка, – предал ее легко и весело, в одно мгновение променял на крепкие ножки молоденькой актрисы, которую уже полюбили журналы.
Женщины старшего поколения слишком большое значение придают почти ничтожным вещам – мужественности и женственности.
Рожать детей, заботиться о муже, быть мудрой – вот в чем они видят свое предназначение, суть своего жизненного цикла. И все это мужчины отвергают быстрее, чем обрушиваются акции на бирже.
Женщины борются за молодость ради мужчин, ради секса, ради того, чтобы он их никогда не оставил. Но дело не в количестве морщин, а в том самом мужчине, который не опустится до животных инстинктов, который будет видеть мир душой, а не половыми железами.
Я видела звезду рока, музыканта даже не первой величины, а плюс первой, выше всех величин. Женщины все его обожали и, конечно, время от времени предавались различным фантазиям на его счет. Мечтали о нем с подростковым азартом.
Я встретила его в компании друзей, которые были старше меня на целую жизнь. Друзья были с женами, и он тоже был с женой – красивой женщиной чуть младше его. И тогда я вдруг поняла, что мир, в котором я живу, – поврежденный, если мы все принимаем как должное красивых девчонок с мужчинами, которые годятся им в дядьки.
Не могло быть и речи о том, чтобы моя звезда, Он, Кумир, хотя бы взглянул в мою сторону с тем интересом, на который я так рассчитывала.
Его любовь к жене была безусловна, как движение крови по артериям – от сердца, и по венам – к сердцу.
И это была не влюбленность, не ослепление, а свой собственный выбор, который мы все так и не научились делать, потому что запутались в множестве разных чужих мнений.
– Я не хочу, чтобы мне было так плохо, – говорила Саша.
– Саша, я тебе сейчас должна говорить, что он – мудак, ты – роза, все будет хорошо. Но я скажу, что ты вот так страдаешь не только потому, что тебя предали, растоптали и тебе больно. Ты сейчас каждую секунду обращаешься к своим мечтам, к тому, каким ты ваш роман хотела видеть, и тебе очень горько, что твои надежды превратились в ничто.
– Да не было никаких надежд…
– Ну что ты врешь? – Я накрыла ее руку ладонью. – Ты была с Олегом два года. Не было надежд? Ни разу? Да уже достаточно того, что ты считала его лучше, чем он есть, раз в тысячу. Пока ты была с ним, ты себя обманывала. Все время.
– Может быть…
Есть что-то, что почти нельзя объяснить на словах – можно только пережить.
Когда у меня умер отец, я не знала, как с этим справиться. Мы все давно уже перестали относиться к смерти, как к части жизни – мы даже думать не хотим ни о чем таком, бережем детей, не показываем им похороны, а в итоге оказываемся один на один с самым затаенным страхом – невосполнимой утратой.
В разных цивилизациях смерть представляли божества: Анубис, Мор, Танатос, Хель, и даже в русских сказках была смерть с косой, приходившая к героям. Общение со смертью было частью культуры, а теперь мы даже толком не можем выразить соболезнование.
– Ты должна его отпустить, – сказала мне одна мудрая женщина.
